Мы встретились с Еленой Андреевной в скромно обустроенной коммуналке в центре города. Похоже, капитальный ремонт тут не проводился с XIX века: с потолка сыпется штукатурка, а провода в тряпичной обмотке могут в любой момент воспламениться.
Ее две комнаты почти целиком заставлены картинами и плакатами: "Люди не убивайте друг друга!", "Не верь в справедливость войны", "Любовь против ненависти"... Такие простые и в то же время важные слова буквально кричат на окружающих с безмолвных листов бумаги. Но активизм – не магистральная тема в творчестве художницы: у нее также есть пейзажи и портреты.
Художница уделяет много времени восстановлению утраченных в "боях" с прохожими и полицейскими плакатов и рисует новые, чтобы вновь выйти на улицы города и напомнить людям о несправедливости в современном российском обществе.
Piter.TV пообщался с Еленой Андреевной. Она откровенно рассказала нам о проблемах с пенсией, о начале своего пути в протестном движении Петербурга, о семье, творчестве и поиске призвания. Но сначала о насущном.
"Сегодня свет еще ярко горит, а то бывает, что вообще темно. Но я, правда, уже давно ни за что не плачу, потому что у меня отняли половину пенсии, теперь я получаю всего 6 тысяч рублей и 1,5 тысячи еще добавили, как нищему", - так начался наш разговор с художницей.
Как так случилось, почему у вас пенсия оказалась ниже прожиточного минимума? Всего 6 тысяч рублей?
Даже на почте удивляются и спрашивают, работала ли я? Говорю: "Как же, работала, даже звание "Ветеран труда" имею, и до пенсии преподавала, всю жизнь учила детей в школе искусств". Но оказывается, что там какие-то проблемы в Пенсионном Фонде, и сейчас даже юристы занимаются этим. 500 с лишним людей оказались в похожем со мной положении. Я выживаю за счет моих близких друзей и друзей моего сына. Они помогают мне, приносят еду.
Как-то решается вопрос с пенсией?
Я по радио услышала, людям, у кого есть проблемы с пенсией, посоветовали обратиться к адвокатам и дали телефон. Я позвонила туда, и они все сделали: послали в Москву запрос, из Москвы звонили, сказали, что сейчас идет перерасчет пенсии. Я даже за ущерб получу какую-то сумму, за то, что все это происходило.
В отделении Пенсионного фонда на наш вопрос об этом инциденте ответили так: "Нарушений по поводу выплаты пенсий нет. Пенсия выплачивается выше прожиточного минимума. Однако производятся удержания по исполнительным листам". Что это, административные штрафы за участие в акциях протеста или отчисления за долги по "коммуналке" – остается неизвестным.
Ваши родные – из Петербурга?
Нет, мой дед приехал сюда в 20-х гг. из деревни в Смоленской области на учебу. У меня все корни оттуда. Он был мастером по росписи фарфора. Позже он перевез бабушку и мою маму. В эти годы начались преследования крестьян, раскулачивание, все старались уехать. Им дали это помещение, в котором я сейчас живу. Первыми по всей квартире поселились мои родственники. Здесь они жили и в блокаду Ленинграда. Голодные были. Ходили пешком на работу, на завод имени Сталина. И бабушка, и дед делали детали для фронта, работали на станке.
Дед умер от дистрофии в 42-м году. Его пригласили подкормиться, заведение для подкрепления здоровья такое было. Он там заразился желудочным заболеванием и умер. Справку дали, даже неизвестно, где похоронен. Мы думаем, что в общей могиле на Пискаревском кладбище.
Чем занималась ваша мама во время войны?
Когда началась война, ей было 18 лет. Она только школу окончила и поступила в университет, учиться уже не пришлось. Она очень хорошо в медицине себя проявила, и отец тоже был врач. Они вместе работали на фронте, ей пророчили будущее в медицине.
Из-за беременности в 45-м году ее комиссовали. Я в ноябре родилась 45-го года. Отец еще дальше на Японский фронт поехал, я его фактически не знала. Он приезжал один раз, когда мне было 9 месяцев, и больше я его не видела. Мама вместе с бабушкой растила меня.
Когда мама вернулась с войны, хотела учиться на врача, но у нее все руки были в сплошных ранах. На нервной почве появилась экзема, были все руки окровавлены, забинтованы. Из-за этого ей пришлось уйти из медицины. Она могла только ручку держать, устроилась бухгалтером на хлебозавод.
Как ваше детство прошло в послевоенном Ленинграде?
Сначала было голодновато. Потом уже стало лучше. В три года меня отдали в детский сад. Он был очень хороший, с того момента я уже не голодала. Нас заставляли все съедать. Взвешивали ребенка, и если у него не было перевеса, то его начинали усиленно кормить.
В детстве мы работали. Помню, в 1 классе была в лагере, мы там работали на огромных грядках, конца их не было видно. Мы могли есть оттуда. После работы нас возили на озеро, мы плюхались в воду прямо из грузовика, были счастливые. Все очень дружили, у меня много было подруг, причем разных национальностей. Их родители – все люди такие добрые, нас приглашали в гости, на каникулах там можно было жить.
Когда начали рисовать?
Рисовать начала с трех лет, так и рисую. Маме меня все хвалили, поэтому она решила отдать меня во Дворец Пионеров, сейчас Дворец Творчества Юных на Невском проспекте. Сначала меня отдали на лепку. Мне нравилось лепить, и я это очень хорошо делала. Однако одна блатная тетенька маму уговорила перевести меня на живопись. Сказала, живописью лучше заниматься, чем скульптурой. Они не хотели, чтобы я скульптурой занималась, хотели, чтобы рисовала.
"Всю жизнь обязана художественному училищу"
Во Дворце Пионеров я занималась, пока не поступила в художественное училище. Туда принимали с 7 или 8 класса. Я не сразу поступила, со второго раза, так как не смогла нарисовать то, что требовалось на экзамене. Надо было уметь рисовать гипсы, орнаменты, нас этому не учили.
Со второго раза я все-таки поступила, и всю жизнь обязана этому художественному училищу. Первые годы мне не нравилось, как учителя преподавали. Говорили, если руки не получились – рисуйте их в кармане, а ноги в траве. Какая это учеба? Такие учителя не могут вдохновлять. Но когда директор сменился, пригласили новых учителей, и это было просто замечательно.
Самое яркое воспоминание из училища?
В училище были организованы специальные экскурсии для учеников художественного вуза по Золотому кольцу. Это путешествие произвело на меня огромное впечатление. Нам показали Владимир, Суздаль и другое – все самое лучшее. При этом общались, как с профессионалами. На всю жизнь запомнилась картина "Страшный суд" во Владимире, мурашки по всему телу бегали, вот такое впечатление произвела картина.
Если не живопись, то что..?
Я в юности очень увлекалась театром, у меня друзья были из театра. Я труппы со всего мира успела увидеть, это же была "оттепель", мне очень повезло с этим. Такая свобода была. К нам приезжали буквально все театры – "Комеди Франсез" (Франция), "Олд Вик" (Англия), "Берлинер ансамбль" (Германия)… Мне повезло, я одновременно проходила еще курс театрального, училища тоже были хорошие.
Для оформления театральных постановок вас допускали?
Когда окончила художественное училище в 1967 году, в первую очередь пошла именно в Михайловский театр. Хотела декорации расписывать. Но меня не взяли, сказали: "Вас не возьмут, нам не требуются люди с образованием, оно вам будет только мешать". Мне же хотелось импровизировать, рисовать что-то свое, а там сказали: "Вам не придется ничего рисовать своего, вам нужно будет просто по трафарету красить. Мы берем самых простых людей, которые даже нигде не учились".
"Меня всегда тянуло на что-то большее"
Когда не получилось в театр устроиться, у меня другая дурная мечта появилась – решила поступать в Мухинское училище на монументальное отделение. Меня всегда тянуло на что-то большее. Но и тут не получилось, сейчас я даже рада, что именно так сложилось. После Мухинского я бы рисовала в метро на темы "Рабочий и колхозница", либо каких-то политических деятелей. Тогда монументальное такое было. Мне бы никто не дал делать ничего другого.
И тогда вы решили уйти в преподавание?
Да. После училища я преподавала в деревне Ваганово на Ладожском озере. Я три года там проработала, и еще параллельно поступала в Мухинское. Условия были жуткие. Дети ходили в школу - за 3 километра.
У меня еще была вечерняя школа, взрослых людей учила. У меня и милиционеры учились. Преподавала им не только рисование, но и черчение, чтобы они могли в чертежах разбираться. После войны школа была в бараках, во время урока по классу бегали крысы. Я их жутко боялась.
Три года я там работала. Потом ушла в художественную школу в Металлострое. Мы ее с нуля сделали. Дальше нас пригласили в город, в центре новую школу делать, потом еще одну шикарную на проспекте Просвещения. Там и музыкальное отделение было, и балет, все вместе.
Какие у вас были отношения с коллегами, учениками?
С учениками – хорошие. С педагогами, особенно с директором школы в Металлострое, не очень. Они были другие, интересы у нас были разные, даже пытались на меня что-то наговорить родителям. Но родители не верили.
Из последней школы на проспекте Просвещения я ушла по собственному желанию. Много было вложено в нее, я работала с удовольствием, эта школа считалась лучшей в городе. Со всей России сюда приезжали, иностранные делегации для форумов выбирали нашу школу. Но потом начались неприятные вещи. Стали торговать детскими работами, я с этим не смогла смириться. Были заинтересованные люди, которым картины продавали. Если бы еще для школы что-то покупали на эти деньги, например, краски, альбомы детям. Но они шли совершенно на другие цели.
"Самое лучшее время в жизни"
После училища я еще рисовала в студии Юсуповского дворца, это было самое лучшее время в жизни. 10 лет я там провела и познакомилась с талантливыми людьми, в том числе, с отцом моего сына Вани. Он ходил на скульптурное, а потом перешел на живописное. Мы все вместе ездили на этюды, пленэры на залив. Это был второй дом, сейчас таких студий, наверное, уже нет. Все было бесплатно – учили даже тех, кто был без художественного образования. Там же я написала портрет девочки.
Такая интересная история. Я почему-то думала, что у меня родится девочка, и именно такой я представляла ее, похожей на отца Вани. Этих бабочек еще нарисовала. Это у меня такое видение было. Но у меня родился сын, а у него уже дочка - моя внучка. И этот портрет очень похож на нее. Просто мистика какая-то.
Почему ушли из студии? Сейчас что с ней?
Я ушла на четвертом месяце беременности, было тяжело дышать красками, тогда еще не было разбавителей без запаха. Студию потом отобрали и всех выгнали. Помещение было на верхнем этаже, якобы было опасно, хотя, я считаю, прекрасное помещение. Какое-то время там еще оставались работы, потом все забрали.
Когда вы впервые вышли на улицу с плакатом?
После теракта в театральном центре на Дубровке – "Норд-Ост". У меня была такая сильная реакция на случившееся, я не знала, как ее выразить. Часто работаю по ночам, и в 6 часов утра увидела по телевизору информацию о захвате заложников. У меня было такое потрясение, съемка велась с разных точек, и нам все это показывали. Даже разговор сняли террориста с девушкой с косой, которая играла главную роль. Он ей говорил: "Даже вас не хотят слушать". Город спал спокойно, хотя люди должны были стоять, окружать здание Театрального центра, тогда бы ничего этого не случилось. Было полное молчание. Меня это так потрясло.
Потом я увидела эту девушку с косой, которую тащили, уже отравленную газом. Нельзя было запрокидывать голову в таком положении. В общем, это был просто кошмар, который продолжался три дня. Я не выдержала того, что все молчат.
Какой вы плакат нарисовали тогда?
Я написала просто буквами на ватмане: "Господин президент, срочно меняйте путь". И слова одного религиозного деятеля: "Обошлось малой кровью". Хотя, если честно, религиозный деятель не может такие слова говорить, это абсурд.
Кто-то выходил вместе с вами?
Я была одна. Сначала стояла с плакатом возле метро "Чернышевская". Ко мне подходили люди, некоторые чуть ли не плевали мне в лицо. Потом я пошла к Мариинскому дворцу. Оттуда выходили депутаты и, в общем, разную ерунду говорили. Стояла я там очень долго, никто ко мне не подходил больше. Проезжала масса машин, и я чувствовала, что на меня люди смотрят, из парадных выходили, смотрели скрытно так. При этом ко мне лично никто не подходил. Стояла я с плакатом достаточно долго.
Я просто тогда подумала, что вот: я художник, я могу и умею делать плакаты. Я рада, что сейчас гражданское общество появляется среди молодых людей. Хотя многие все равно проходят мимо и даже боятся поднять голову и посмотреть, что написано. Стоишь возле Елисеевского магазина, все гномиков рассматривают, фотографируются с аниматорами. На меня редко обращают внимание. Хотя и бывали агрессивные прохожие. Разорвали плакат по "Норд-Осту", его нужно реставрировать.
Как сын относился к вашему участию в таких акциях?
Хорошо относился. Когда моей внучке Полине было три года, мы вместе ходили на демонстрации. И все это нормально проходило, никто никого не задерживал.
У него была наркотическая зависимость, но он сумел вылечиться с моей помощью. Это продолжалось недолго, но страшно. Нам пришлось продать бабушкину квартиру, чтобы его вылечить. На наркотики Ваню подсадил сосед, который сейчас в розыске. Тогда это было модно, считали, что это необходимая энергетика. Сына удалось спасти, он умер абсолютно по другой причине – от туберкулеза.
Какой это год был?
Сын умер в 2009 году, в 2007 он заболел, он тогда не был наркоманом, был волонтером. Он писал прекрасную музыку, но работал на другой работе – монтировщиком сцены в театрах. Как я считаю, наркотическое влияние было результатом Афганской войны – все, что происходило с нашей молодежью. Несколько поколений погибло от войны и наркотиков.
"Нельзя было внедряться в чужое государство"
Я вообще считаю, что нельзя было внедряться в другое государство. Что мы вытворяем, лезем в чужие страны, наркотиками обогащаемся, свою страну губим.
И насчет спецслужб – как мне кажется, их влияние во власти должно быть нулевым. Они не должны быть близкими к власти, а президент должен быть совершенно независимый, не подчиняться никаким партиям. В этом вопросе со мной согласны многие люди. Влияние денег в обществе тоже огромное – люди из всего начали делать деньги. Ни одной копейки я не взяла за свои плакаты, и брать не буду.
А предлагали купить?
Конечно, еще как. Но я не могу за это деньги брать. Однажды у меня украли один из плакатов про Беслан. На площади у канала Грибоедова это было. Молодой человек подходил и предлагал купить плакат. Я сказала, что не продаю. Потом этот плакат просто исчез. Много всего было еще. Что-то приходится возобновлять, уже маслом делаю, чтобы не украли.
Выставляли ли вы свои плакаты?
Хотели сделать выставку в Москве. Идея была сделать большую выставку с плакатами про Афганистан и про все. Но началась пандемия, все затормозилось, сейчас выборы. Может быть к осени что-то получится сделать. Для этого нужно большое помещение, все оформить.
Какие из плакатов для вас самые главные?
Антивоенный плакат, который я сейчас воссоздаю, потому что его забрали. Слова "Мама, я боюсь войну" на нем написан на трех языках. Он называется "Глаза совести". Эту девочку я срисовала с фотографии памяти расстрелянных людей. Очень меня поразил ее взгляд, потрясающий. Также плакаты на тканях про Норд-Ост и Беслан.
Полиция отбирает плакаты?
Отбирает очень часто. Это все тормозит процесс создания других работ. Вместо того чтобы рисовать что-то новое, мне приходится старое воссоздавать.
Можете уточнить, как это происходит?
Однажды полиция забирала мои самые главные плакаты, потом они оказывались в третьих руках. В их числе был огромный про Чернобыль, где я обозначила, сколько на планете осталось мест без ядерного оружия. Там очень наглядно все было видно. Полиция, как правило, не отдает потом. Еще на тканях удавалось забрать, я говорила, что это не плакат, а творческая картина.
При этом мне не кажутся полицейские корнем всех проблем – там работают образованные люди, которые часто оказываются в положении защиты власти, а не граждан.
Елена Андреевна, есть ли у вас послание для молодежи?
Мне жаль молодежь – мне кажется, что молодых людей в будущем ждет дикий голод или вообще сложности с питанием. Нефти осталось на 30-50 лет, все это разбазарено. На несколько миллиардов увеличилось население. Будет все искусственное, потому что иначе никак не прокормиться населению. Войны, как я вижу, не собираются прекращать – от этого же и идет отравление не только природы через экологию, но и разума.
У нас такая богатая страна, Россией всегда можно было гордиться. Сколько у нас писателей, музыкантов, художников замечательных. Раньше было чем гордиться, сейчас просто стыдно, просто кошмар. Надо заниматься человеком, чтобы у него кроме золотых унитазов еще были потребности. Человеку ведь немного надо, главное, чтобы он занимался делом, которое его интересует.
Материал подготовила Алёна Зиновьева при участии Анастасии Косичкиной и Федора Быкова, Piter.TV
Фото: Piter.TV
Третий с конца текста плакат, потрясающе! Глаза!