Жорес Алферов: Чтобы Сколково не превратилось в распил, нужно дотировать идеи, а не территорию

Жорес Алферов: Я думаю, что по прежнему «Сколково» переживает период своего рождения. Начинаются работы, я бы так сказал. И говорить об успехе или не успехе сколковской инициативы мы должны еще подождать и посмотреть. Я думаю об этом реально можно будет говорит года через два, по крайней мере. Очень важной компонентой сколковского проекта является новый Технологический университет, который должен там быть создан. И как нам удастся его создать – это одна из ключевых компонент успеха сколковского проекта.

 

Ж.А.: Во-первых, чтобы я объяснял и нес ответственность за это дело, – так я на себя такой ответственности не возьму. Я являюсь сопредседателем научного консультативного совета. И за все сколковские дела я не отвечаю. У меня точно такое же внутреннее чувство было с самого начала, что, как бы сколковский проект не превратился в новый прием по распиливанию денег в стране. Этот опыт в России, к сожалению, уже возник довольно большой. Теперь. С моей точки зрения, имеются уже определенные достижения и определенные поражения, я бы сказал, в этом процессе. Достижения заключаются в том, с моей точки зрения, что начался отбор реальных научно-технологических проектов. По крайней мере, сегодня мы говорим о том, что «Сколково» - это не территория. «Сколково» - это вполне определенная идеология, которая закладывается. Идеология, вообще говоря, которая соответствует, с моей точки зрения (я не очень ее разделяю), тем механизмам рыночной экономики, которые реально существуют в стране, и которые нужно развивать.

 

Ж.А.: Я бы сказал так - эта идеология заключается в том, что деньги должны получать создатели новых технологий. И ради Бога, пусть они их получают, но пусть получают их за реальные достижения. И при этом я хочу сказать следующую вещь: успех сколковской инициативы может быть только в том случае, если он будет развивать науку и технологию, в том числе и в вопросах, так сказать, то, что сегодня называют «инновациями», а раньше называлось «внедрением». Инновация несколько шире и имеет определенную подоплеку в рыночных механизмах. Только в том случае, если это будет взаимодействовать и распространяться на страну. Привилегии, и я это с самого начала говорил, должны касаться рода деятельности, а не территории. Вот! Я был автором поправки «Сколково», когда статус участника должен был даваться только в случае рекомендации нашего научного совета, в том числе. Рекомендации должны соответствовать характеру деятельности. «Сколково» как обособленная территория, где можно, как говорится, делать деньги на льготах – это поражение этого проекта. Это его фиаско! Если так будет, то это очень плохо! «Сколково» может быть только стимулом, в котором мы развиваем определенные… И по-настоящему успех фонда «Сколково»… Я, кстати, подробно об этом написал в статье «Сколково». Там я привел и историю возникновения Кремниевой долины в США, и ту философию, которая развивалась там. Я подчеркнул и там, что с одной стороны, да, инициатива создания Кремниевой долины в Соединенных Штатах Америки, – это не была инициатива президента, в то время президентом был, если мне не изменяет память, Дуайт Эйзенхауэр, – это спонтанный процесс. И «Моисеем» Кремниевой долины был Уильям Шокли. Это спонтанный процесс. Но! Это без участия государства. Государство, я бы сказал, определило запросы на новые технологии. Пентагон и НАСА стали теми организациями, которые реализовали потребление новых технологий. Я подчеркнул там, и эта информация у меня, в том числе, от моего коллеги по Нобелевской премии замечательно американского инженера Джека Килби, о том, что кремниевые чипы могли помереть, не родившись. И их успеху, в том числе и коммерческому успеху, они обязаны программе ракет «Минитмен» и проекту «Аполло». Я думаю, у нас без инициативы государства не обойтись. Я дальше надо стимулировать спонтанный процесс, направляя его. Но при этом роль государства, основная роль государства для возрождения высоконаучных технологий и бизнеса высоконаучного связана с тем, что наши разработки должны быть востребованными. А учитывая бедственное положение в хай-теке в целом в стране, эта востребованность должна стимулироваться государством. И оно должно родить эту востребованность.    

 

 

Ж.А.: Насчет реформирования Академии наук замечательный ленинградский, советский физик, выросший в Ленинграде Лев Андреевич Арцимович, позже ставший академиком, секретарем отделения общей физики и астрономии, один из руководителей нашей физической науки, как-то сказал, что «в России существуют две структуры, которые невозможно реформировать. Эти структуры – наши святыни. Это Церковь и Академия наук». Поэтому нужно смотреть, где наука есть, и не нужно противопоставлять. Мой бывший заместитель, он был у меня замом и я выдвинул его на научно-организационую работу, Андрей Александрович Фурсенко противопоставляет вузовскую науку и академическую. Это, по моему старому выражению любимому «чушь собачья», и во-вторых, это абсолютно противопоказано. И наука в университетах может развиваться только вместе с Академией наук. Так было, есть и будет. Поэтому нужно забыть об этом, и нужно просто способствовать развитию науки в стране.

 

Ж.А.: Вообще говоря, я не очень согласен с постановкой этого вопроса. Я могу привести массу примеров, когда в Советское время, в том числе и массовое производство у нас начиналось и делалось быстрее и в большем масштабе. Правда, в очень многих случаях это было связано с проблемой развития военно-промышленного комплекса. Недавно у нас на президиуме Санкт-Петербургского научного центра был поставлен доклад члена-корреспондента Академии наук, нынешнего руководителя РКК «Энергия» Виталия Лопоты, где он рассказывал о ситуации, которая сложилась сегодня в космических работах. Все знают, что основы космических технологий заложены в Советском Союзе. А сегодня рынок космических технологий и, прежде всего, космических телекоммуникационных технологий гигантский, он исчисляется многими миллиардами долларов, Россия имеет там 2-3 процента. И простите, я это подчеркиваю, это печаль, это трагедия страны, забудем о всяких политических вещах: демократия, там, реформы, все прочее, но мы 25 лет потеряли в развитии современных технологий. По крайней мере, в близких мне областях не произошло никаких революционных изменений в физике полупроводников. Я могу назвать одну-две работы, которые сулят что-то в будущем. Это дробный квантовый эффект Холла, открытый в США Цуи, Лаффлин написал теорию этого дела. Но прогресс в технологиях совершенно гигантский, огромный. За это время в любимой мной микроэлектронике основной размер кремниевых интегральных схем ушел от микрона до тридцати двух нанометров. А мы при этом стояли сбоку. Мы просто в этом процессе не участвовали. «Мы можем купить». Что значит «мы можем купить»? Между прочим, если вам на ракету продали интегральную схему с одним специально заложенным дефектом, она полетит совсем не туда. Поэтому, да, то, что мы можем купить сегодня – это хорошо, замечательно. Хотя комиссия в иной форме продолжает работать. Тогда мы часто должны были изобретать велосипед, колесо по-новому. Мы это делали. Сегодня мы можем это купить, но это должно означать только одно. Мы должны продолжать и эффективно развивать эти новые технологии. Мы потеряли четверть века? Должны догонять! Догонять очень непросто. И нужно думать, как это делать.