Владимир Гельман: Будущее России - загнивание или "жесткая рука"

В ближайшее время Россию ждёт два сценария: или стагнация и загнивание, или усиление авторитарных тенденций и окончательный переход к "жесткой руке". Так считает политолог Владимир Гельман, декан факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге. Какая политическая система построена в нашей стране? Почему любые масштабные изменения в России не смогут произойти без серьезных потрясений? Действительно ли назрел в России "русский вопрос"? Что такое "подрывные институты"? Об этом он рассказал PITER.TV

 Роман Романов: Владимир Яковлевич, много лет мы уже слышим, что Россия поднимается с колен. Практически именно в таких формулировках. И в то же время я читаю ваши тексты, и вы даете совсем другие прогнозы. Вы говорите, что мы загнали себя практически в ловушку, пытаясь обеспечить в стране стабильность и процветание. И теперь наше будущее - или загнивание, или так называемая «жесткая рука». Вот объясните, почему вы так думаете?

Владимир Гельман: На самом деле те политические институты, которые функционируют в сегодняшней России, на самом деле носят такой характер «фасада». У нас парламент, который не является местом для дискуссий. У нас партии, которые, по сути, являются такими отделами администрации президента. У нас голосования, которые невозможно назвать выборами. Поскольку там просто нет реальных альтернатив, нет возможности выбирать. У нас вертикаль власти, которая действует по принципу «чего изволите?». И, в общем, неэффективность всех этих политических институтов видна и специалистам, да и, наверное, простым гражданам, которые, может быть, не всегда обращают внимание на детали, но, в общем, понимают, что реально эти политические институты никоим образом не выражают их интересы, не реагируют на их запросы и требования и, в общем, не приспособлены для того, чтобы функционировать на самом деле. И главный закон российской политической системы очень четко выразил председатель Центризбиркома Владимир Чуров, который произнес сакраментальную фразу: «Президент всегда прав!». Соответственно, если так, то все другое в российской политической системе просто-напросто не имеет существенного значения. 

Р.Р.: А что такое «подрывные институты»? Как это все работает? Расскажите. 

В.Г.: Это такой термин, его используют политологи, когда хотят показать, что есть некоторая внешняя оболочка, есть «фасад», который мало на что влияет и есть какие-то внутренние неявные, а иногда и явные приводные механизмы, которые обеспечивают функционирование. Нашим зрителям старшего возраста хорошо памятен Советский Союз, который, согласно конституции Советского Союза, был парламентской республикой и был федеративным государством. На самом деле, в Советском Союзе была коммунистическая партия, которая, в общем, и реально обеспечивала функционирование всей этой государственной машины. И когда в конце 80-х годов весь этот «фасад» попытались сделать живым и работающим механизмом, оказалось что его невозможно запустить. По этим правилам никто не будет играть всерьез. И, собственно, использование этих механизмов в значительной степени способствовало краху Советской системы.   

Р.Р.: То есть я правильно понимаю, что, если мы попытаемся заставить эти формальные политические институты работать реально, все рухнет, система развалится? 

В.Г.: Я не исключаю такой вариант. Ну, в самом деле, у нас вот, например, правила по которым функционировать должны политические партии, - они таковы, что ни одну партию без инициативы администрации президента создать и зарегистрировать практически невозможно. Такие попытки предпринимаются самыми разными политическими силами, но они упираются в такую стену юридических закавык! У нас правила, по которым проводятся избирательные кампании, предусматривают возможность, ну фактически, произвольной отмены результатов любых выборов, если их результаты, скажем прямо, не понравятся администрации президента. И так далее, и тому подобное. Тогда, когда возникнет потребность в изменениях этих политических институтов, а она рано или поздно возникнет, их придется не менять каким-то образом такими частными поправками, на уровне там принятия каких-то изменений в законы, а придется демонтировать, по всей видимости, полностью. И я думаю, чем дальше эти процессы оттягивать, тем такие изменения, конечно, будут более сложными и более болезненными. 

Р.Р.: Я правильно понимаю, Владимир Яковлевич, что без серьезных потрясений трансформация нынешней политической системы невозможна?  

В.Г.: Потрясения нас ждут в любом случае. Насколько серьезными они будут, сказать, конечно, сложно. Большинство тех, кто начинает либерализацию, в конечном итоге, проигрывают. И это опыт очень многих политических деятелей в самых разных странах мира. Поэтому по доброй воле, конечно, вряд ли можно ожидать, что там завтра российские лидеры начнут какую-то радикальную либерализацию российской политической системы. Вовсе нет! Другое дело, могут случиться какие-то обстоятельства, которые их могут к таким шагам подтолкнуть. Но гадать на кофейной гуще, что такое может случиться вдруг совершенно неожиданное, что резко изменит представление российских руководителей о должном и сущем, на мой взгляд, совершенно неперспективно. 

Р.Р.: Вы сказали - нас ждут потрясения. А какие потрясения? Чего вы ждете в этом плане от России в ближайшие 10-15 лет?  

В.Г.: Я как раз не ожидаю каких-то драматических потрясений в ближайшие 10 лет. И мне кажется, каких-то таких всплесков массового недовольства, которые приведут к событиям подобным тому, что мы сейчас наблюдаем на Ближнем Востоке, например, в России ожидать не следует. Но это не значит, что проблем нет. Они могут накапливаться и переходить в иное качество. Когда, с одной стороны те, кто имеет возможности для какого-то такого восхождения по ступеням социальной структуры из низшего класса в средний, из среднего в высший, они все меньше и меньше будут видеть будущее свое и своих детей внутри страны. Для нас в Питере проще пересечь границу уехать в Финляндию и жить там, а сюда приезжать наездами. Вот. А для тех групп, которые таких возможностей и шансов не имеют, это, скорее, такая деградация. Та, что наблюдалась в Советском Союзе в период брежневского застоя во многих отношениях, похожа на то, что мы можем наблюдать ближайшие десятилетия на уровне такого массового поведения. Конечно, есть разные группы, которые готовые по конкретным поводам отстаивать свои права, но эти группы малочисленны и их фокус локален. Чтобы нам не сносили гаражи, чтобы нам не поднимали транспортный налог и так далее. И власти довольно успешно научились с ними справляться, не давая разрастись.      

Р.Р.: Скажите, а египетский сценарий в России возможен все-таки? 

В.Г.: На самом деле, то поколение россиян, которое сейчас находится в силе - это дети двух эпох. Люди среднего возраста – это те, на чью юность пришлась перестройка и период турбулентных трансформаций 90-х годов. Они уже были мобилизованы. Сперва - политически, потом, так сказать, - экономически, когда боролись за собственное выживание. И дети двухтысячных, те на которых попали золотые годы нефтяного бума, стабильности. Мобилизации для этого поколения просто-напросто не состоялось. Соответственно, что мы можем ждать от следующего поколения, поколения 10-х годов, условно говоря, пока мы еще не знаем. Я думаю, что от них как раз можно ожидать того, чего мы еще сами не знаем. 

Р.Р.: Еще один момент мне хотелось бы прояснить. Очень активно сейчас вбрасывается в повестку дня «русский вопрос» и связанные с ним вопросы мигрантов, этнических столкновений и т.д. Это просто предвыборная технология или действительно вопрос назрел, и его надо решать? 

В.Г.: Понятно, что эта проблематика есть в России, равно как она есть во многих других странах, и понятно, что существует и определенный спрос на ксенофобию в обществе. Опять-таки, ксенофобия не только россиянам присуща. Но для того, чтобы этот спрос попал в политическую повестку дня, кто-то должен приложить усилия. И в сегодняшней России единственными агентами, которые эти усилия способны приложить, являются российские власти, для которых постановка этого вопроса в повестку дня очень выгодна, поскольку позволяет поддерживать «статус-кво», поддерживать нынешнее положение дел. Условно говоря, выбор предлагается примерно такой: «Либо мы находимся у власти, при нас не то, чтобы очень хорошо, но, по крайней мере, не страшно, то ли какие-то оголтелые националистические гопники, которые тут придут и все порушат». Ну и, в общем, такая довольно примитивная схема она как мне кажется, безусловно, работает. Поскольку действительно для России, для значительной части общества, в общем, угроза этнических конфликтов, тем более с применением силы, воспринимается очень серьезно. И, конечно,  в этом смысле использование этой угрозы просто развязывает властям руки.     

Р.Р.: Частый прогноз сейчас – демонтаж России. Тоже в какие-то обозримые сроки. Вот это, по-вашему, возможно? Это реально? 

В.Г.: Если говорить о демонтаже вот так, как это очень часто видится, то, что образуется какое-то большое количество новых государств - я думаю, что для России это не очень вероятный сюжет. Более вероятно, что центральное правительство будет терять контроль над частью территорий, ну примерно, так как это было в 90-е годы. Никакого же распада России не произошло в 90-е годы, но в то же время у центрального правительства было очень мало возможностей оказывать воздействие на целый ряд регионов. Опять-таки, Чеченская республика фактически была за пределами контроля Москвы, но, скажем, возможности влиять на Татарстан были очень ограничены и т.д. Я думаю, что более реалистической может служить вот такая альтернатива, кроме одного единственного исключения довольно важного – это Северный Кавказ. Я думаю, что в перспективе цена удержания Северного Кавказа для России будет все более и более возрастать, и я не исключаю, что там действительно возникнут серьезные проблемы. 

Р.Р.: Владимир Яковлевич, спустимся на бытовой уровень. Я понял, ваши прогнозы печальны, все плохо. Но мне хотелось бы понять - будем считать, что я напуган, но что делать-то в этой ситуации? Что делать вам, что делать мне, что делать тем, кто нас смотрит – что делать?       

В.Г.: Знаете, есть такое высказывание: «Делай то, что должен, и будь, что будет». Мы не сможем, наверное, - ни вы, ни я, ни люди, которые нас смотрят – мы не сможем изменить мир, нашу страну и даже наш город, это правда. Но правда и то, что мы не должны смотреть на нынешнюю ситуацию, как на совершенно безнадежную и бесперспективную. И я думаю, что нас ждут безусловно непростые времена, но, в конечном итоге, я верю, что все будет хорошо