«Нелюбовь» Андрея Звягинцева уже неделю в прокате, и наконец мнение кинокритиков можно сопоставить с собственным впечатлением. Что сказать, недоумение вызывают даже не отдельные пассажи в рецензиях, а сам подход к жанру: разговор почти всегда строится «вокруг» фильма, по поводу фильма, но не о фильме как таковом. Вместо разбора читатель получает едкий памфлет, а то и пасквиль (в зависимости от амбиций журналиста).
Договорились уже до того, что Андрей Звягинцев – «тотальный мизантроп». Серьезно? Ну раз он «тотальный», то наш средний российский обыватель в моральном отношении, наверное, на голову выше признанного мастера. Чего-то слабо верится, ну да ладно. Читаем дальше:
«Тотальная же мизантропия Звягинцева, заметно проявившаяся с самого старта его творческого пути и поначалу имевшая абстрактный характер, привела его в конце концов к зацикленным размышлениям на пресловутую тему "этой страны"». (Дмитрий Сосновский «В лучшем случае – равнодушие, в худшем случае – патология» // rg.ru)
То, что последние фильмы Звягинцева посвящены думам о России, стало уже общим местом. Резкий крен в «социалку» произошел якобы после «абстрактного» фильма «Возвращение» и «комически космополитичного» «Изгнания» (Станислав Зельвенский «Че такой квелый» // «Афиша Daily»). Некоторые проницательные рецензенты, конечно же, заключили: Звягинцев – сметливый конъюнктурщик (да еще и мизантроп, и этому режиссеру аплодируют в Каннах?!)
Между тем давайте вспомним, зачем вообще художнику требуется указание конкретного места и времени. Можно ли создать художественный мир в вакууме? Ответ «нет», и об этом почти сто лет назад писал Михаил Бахтин, когда ввел в эстетику термин хронотоп. Даже в «абстрактном» кино есть некий образ пространства, ощущается ход времени, из подробностей и деталей складывается предметный мир. Если писателю, драматургу или режиссеру не удается запустить этот механизм, вся конструкция разваливается, герои произведения кажутся неубедительными.
Согласитесь, в фильме «Нелюбовь» герои убедительны до тошноты.
О восприятии пространства писал актер Михаил Чехов: у каждого пейзажа, учреждения, здания или улицы есть своя атмосфера, как бы ни от кого не зависящая, но влияющая на людей. Смена образов пространства создает «партитуру атмосфер» («О многоплановости актерской игры»). Ну, в общем, все это к тому, что прежде чем обвинять создателей в «чернухе», неплохо бы задуматься, почему они выбрали для своей истории именно это время и пространство? Могли ли бы эти конкретные герои вырасти в другом «климате»?
Если бы Звягинцев и Негин действительно посвящали фильмы размышлениям о России, это была бы публицистика. В искусстве во главе угла не постулат, а образ.
Размышлениями о стране, прежде всего, заняты некоторые интерпретаторы, которые берутся писать о фильме «Нелюбовь». Пробежали короткой строкой по оммажам Бергману и Тарковскому, вспомнили Брейгеля, ехидно упомянули костюмчик Bosco – теперь можно съехать на любимую тему.
У искусствоведа Александра Степанова есть замечательная книга «Феноменология архитектуры Петербурга». В ней автор отстаивает феноменологический подход: отвлекитесь от архитектурных стилей, краеведческих справок и анекдотов, посмотрите на само здание, попытайтесь «поймать» его образ. Вот так же хочется «изъять» фильм «Нелюбовь» из контекста и обратиться к самой структуре этого фильма как отдельного и независимого произведения. Понимание композиции прояснит многие вопросы.
Самый распространенный упрек – режиссер Звягинцев сам «никого не любит», все герои – схемы. Волонтеры слишком «добренькие», а жизнь бедного Алеши (о чем он думал, что любил, что с ним стало?) почему-то вообще не заслуживает экранного времени.
Дело здесь в том, что в центре внимания только два героя: Борис (Алексей Розин) и Женя (Марьяна Спивак). Все остальные персонажи, в том числе Алеша, – только часть композиции. В искусстве герой – это не реальный человек, «взятый из жизни», со своими чувствами и мыслями. Это некая комбинация свойств, нужных автору для создания того микромира, который он задумал. Рассказывать о реальных людях – задача журналистики.
Горе Алеши (Матвей Новиков) и деятельное добро волонтеров – ярко-красный фон без оттенков, на котором отчетливо выделяются серые человечки Борис и Женя. Авторский фокус сосредоточен именно на этих героях, поэтому ждать какого-то психологизма от «фоновых» персонажей, вроде волонтеров, нельзя. И даже не так уж важно, что случилось с Алешей – исследованию внутреннего мира подростка посвящены другие произведения.
Итак, в течение двух часов мы наблюдаем за тем, как режиссер выстраивает на экране образы двух главных героев, ведь они – центр композиции, все затевалось только ради них. Тем не менее Зинаида Пронченко на Colta.ru пишет: «Борис и Женя — идеальные незнакомцы. Вроде бы столько говорящих деталей — иконы, радиосводки, селфи, быт, но это все «о времени», а не о конкретных людях, чью историю нам как бы рассказывают. Мы не знаем, кто они и откуда, — как же мы поверим, что они идут именно туда, куда их тащит хотение режиссера?» («Про уродов и детей» // Colta.ru)
На самом деле ответ на вопрос «кто они и откуда?» в фильме есть, но дается он не сразу. Зритель сам должен сложить эти детали, как кусочки пазла. Поиски сына приводят Бориса в заброшенное здание – с бассейном, актовым залом и другими атрибутами потерянного советского рая. Борис в одиночестве бродит по обломкам, долго смотрит на падающий снег. Эти долгие молчаливые эпизоды подталкивают к размышлениям, ведь в кадре «ничего не происходит». Если бы звуковое кино снимали в XIX веке, возможно, здесь бы звучали горькие монологи главного героя, но, увы, мы живем в равнодушную к публике эпоху: многое уже не проговаривается вслух.
Сконструировать монолог Бориса не так уж сложно. Он родился где-то в 1980-м, может, успел побыть пионером, может, сам ходил в такой ДК на кружки… Сейчас Борису за 30, его родители умерли, сын пропал, жена ненавидит. Нужно пресмыкаться перед православным на всю голову шефом, который, наверное, тоже в детстве был пионером. Если бы создатели фильма не маркировали пространство, если бы мы не знали, что действие происходит в России, судьба героя не проявилась бы столь рельефно.
В вязаной шапочке и темно-синей куртке Борис выглядит как одинокий грустный подросток из паблика «Россия без нас». Это и есть развитие персонажа (не в смысле «морально-нравственное», а художественное). Ведь в начале, то есть в экспозиции, он для нас не более чем типичный представитель офисного планктона. Борис пытается быть хорошим: 12 лет назад как честный человек женился на Жене, да и новую беременную подругу не бросает, говорит Маше, что любит ее. На самом деле его второй брак – зеркальное отражение первого, вместо развития – движение по кругу.
Исчезновение Алеши – экзистенциальная ситуация, либо перерождение, либо смерть, и Борис в конце концов умирает. В последнем эпизоде он сидит на диване перед телевизором, а потом грубо сажает малыша в манеж, «чтоб не мешался». На кухне жена Маша с тещей лепят пельмени, обсуждают квартирный вопрос. Ясно, что со временем обе затюкают, запилят мужика.
Про Женю многое понятно из ее рассказов о матери, которая в одиночку растила дочь в 1990-е. Зритель и сам видит на экране эту «простую русскую женщину», нервную и озлобленную, исстрадавшуюся, абсолютно равнодушную к судьбе Алеши. Понятно, что Женя, рассказывая о детстве, не преувеличивает, не сгущает краски. Скорее всего, ее пристрастие к глянцу выросло из уродливого прошлого. Не потому ли, став взрослой, Женя устраивается на работу в салон красоты? Она сама росла в нелюбви и, можно сказать, унаследовала «нелюбовь» генетически.
Характерно, что ее новый избранник – бизнесмен Антон (Андрис Кейшс) – это «муж-отец», если говорить в терминах популярной психологии.
Вообще фильм «Нелюбовь» нарушает многие привычные схемы. Это «неправильный» триллер, «неправильный» детектив, «неправильная» семейная драма. Сюжет состоит из цепи эпизодов-обманок. Зритель до последнего ждет появления Алеши: может, увидев фото на остановке, что-то сообщит прохожий, может, мальчика найдут в больнице или даст результат обследование района. Все эти ниточки мистически обрываются, хотя явной мистики в фильме нет. Зритель ждет раскаяния горе-родителей, но и этого не происходит.
На обратном пути от «бабки из Подмосковья» Борис выгоняет Женю из машины. Она одна на пустынной дороге – сцена с мощнейшим символическим потенциалом, который никак не используется, главная героиня остается прежней. Только в морге обоих супругов настигает подлинное отчаяние, но это не очищающее душу страдание, а злоба и бессилие (Женя кидается на Бориса с кулаками, тот плачет сидя у грязной стены). Через два года все возвращается на круги своя, и это самое страшное.
Какой вывод можно сделать из этих наблюдений? Как бы мы не относились к творческой манере Андрея Звягинцева, нельзя не признать, что фильм «Нелюбовь» – это законченное, мастерски выстроенное произведение, которое поэтому и стало событием. Если бы с этой точки зрения фильм не удался, никакая мизантропия и чернуха не вывела бы его в призеры Каннского кинофестиваля.
Автор: Саша Бутенко
Обсуждение ( 0 ) Посмотреть все