Как меняется Санкт-Петербургский Государственный Университет? В чем заключаются реформы ректора Николая Кропачева и как они повлияют на жизнь студентов и преподавателей? Нужны ли перемены старейшему ВУЗу Петербурга? Легко ли быть "придворным блогером ректора"? Рассказывает Владимир Волохонский, создатель блога "Новости СПбГУ"
Роман Романов: Как изменилась жизнь СПбГУ при ректоре Кропачеве?
Владимир Волохонский: Ну, это сложный вопрос. По-моему, все еще никак. То есть, жизнь именно административного состава, она меняется резко, тяжело им становится. А жизнь студентов и преподавателей меняется довольно слабо. Да, то есть, и раньше были моменты, когда в силу какого-нибудь бюрократического нюанса, не выплачивали какой-нибудь аванс в нужный период, потом выплачивали. Ну и сейчас то же самое может происходить. Говорят, сейчас на филологическом факультете какие – то с этим проблемы, что люди до 17 сентября работали и вроде как им аванс так и не выплатили
РР: Владимир, вы довольно близко общались с ректором Петербургского университета, Николаем Кропачевым. Видели его буквально на расстоянии вытянутой руки. Скажите, сложилось у вас какое то впечатление, насколько он открыт, насколько он готов выслушивать другое мнение и объяснять свое.
ВВ: Я бы сказал так, что во всяком случае, для сотрудников университета, он готов всячески объяснять, рассказывать свою позицию и так далее. Я не уверен по поводу открытости для какой – то прессы, поскольку он не очень , насколько я понимаю, жаждет общения с людьми из вне, поскольку людей из вне часто интересуют вопросы, которые самих сотрудников университета не так чтобы сильно волнуют.
РР: А почему, тогда я слышу очень часто такие слова о Николае Михайловиче, как об очень авторитарном человеке?
ВВ: А так одно другому не мешает. То есть, то, что он готов выслушивать сотрудников и давать им те или иные ответы, не отменяет некоторой авторитарности его решений. В тех вопросах, за которые он несет ответственность, он вполне, наверное, здраво считает, что он и должен принимать решения. То есть, вот если кто-то другой, а не его подчиненные или он сам, будут решать вопросы, за которые ответственность несет он, как ректор, он полагает это неправильным. И вот, какие-то наши проблемы, да вот, там Самолетов говорит о том, что воцаряется атмосфера ужаса или что-то в этом духе, она в основном, касается людей, которые занимаются административными вопросами. На преподавателей университета, если они не занимают никаких административных позиций, я, во всяком случае, не замечаю какой бы то ни было атмосферы ужаса, или еще чего-то в этом духе.
РР: Кстати говоря, вот то мнение, которое высказывает в видеообращении к президенту Медведеву Сергей Самолетов. Мне интересно, и журналисты вообще не могут понять, стоит ли за этим человеком кто-то или он занимает маргинальную позицию внутри университета, или все-таки есть некая группа лиц, которых он представляет?
ВВ: Я бы сказал, что это не мнение маргинала, а мнение именно как раз преподавателя университета, занятого в административной работе. Он уже не просто доцент СПбГУ, как он там подписывается, а он заместитель декана факультета журналистики. При этом, соответственно, среди всяческих заместителей декана, действительно то мнение, которое есть у Самолетова, оно вполне себе весомо и распространено, потому что они сталкиваются с такими вещами регулярно и ежедневно, и у них есть все основания бояться, там скажем, за свою судьбу, в смысле, за свое место.
РР: Вы знаете, Владимир, не могу с Вами согласиться, потому что те вещи, о которых говорит Сергей Самолетов - это и строительство Высшей школы менеджмента, это и состояние университетских общежитий, и целый ряд других вопросов. Мне кажется, они касаются не только университетских чиновников. А если вы воспринимаете себя не просто как преподаватель, который пришел и ушел, а чувствуете себя, вот это слово, универсантом, эти вещи должны вас волновать. Вас должны волновать вещи, которые происходят в вашей альма-матер.
ВВ: Действительно, я вот спросил даже своего коллегу по университету, по факультету. Вот, Самолетов говорит, что преподавателям университета стыдно, за то, что они работают в СПбГУ. Я спросил своего коллегу, стыдно ли ему? Он к моему удивлению сказал, да стыдно, но это продолжается уже много-много лет. То есть, здесь проблемы качества жизни в университетских общежитиях и проблемы постройки Высшей школы менеджмента или что там происходит, она как бы не появилась ни два года назад. Она просто, ну скажем так, не решена, да? При этом эта проблема не связана с появлением этого конкретного университетского руководства. В университетских общежитиях хорошо, наверное, не было никогда.
РР: А что, вообще изменится для жизни университета с принятием нового устава СПбГУ. Потому что, как раз можно услышать, что, то, как принимался этот устав, и вообще, содержательная сторона этого устава - это сворачивание университетской демократии. Построение вертикали власти в университете?
ВВ: Чистая правда. Это, пожалуй, наиболее яркое такое проявление именно установления более авторитарной власти, такой вертикали власти. Вертикаль власти, вот это слово, очень четко характеризирует те перемены, которые происходят. Да, но я говорю, все это касается управления университетом. Учебного процесса, вот как мы жили, так и живем. Я как ходил на работу. Я прихожу на работу в 9.30 утра. Я беру ключик, открываю аудиторию и я делаю ровно то же самое, что происходило и все предыдущие годы моей работы. В этом ничего никак не поменялось. Я прихожу на заседание кафедры, и мы в очередной раз, как и много лет, узнаем новость, о том, что нам в очередной раз нужно переписать наши учебные планы по новому образцу. Да, и это нам нужно переписывать наши учебные планы по-новому образцу все последние годы. А вот что касается этой самой административной структуры и вот этой авторитарной системы. Новый устав, он совершенно четко ликвидировал полномочия ученого совета полномочия в управлении университетом. То есть он оставил за ученым советом только, по сути дела две функции. Это определение содержания учебных программ и выбор преподавателей.
РР: А вот это разделение на ученых и чиновников, которое становится в университете, судя по вашим словам, все более явным. Все-таки оно будет отражаться на учебном процессе или уже отражается?
ВВ: Я бы сказал, что здесь есть три возможных гипотезы по этому поводу. Первая гипотеза
РР: Пока не понятно?
ВВ: Пока не понятно. Дело в том, что это более жесткое разделение, оно произошло буквально несколько месяцев назад. За такое время что-то понять не возможно и изменить тоже, на самом деле. А есть три гипотезы по поводу того, что будет происходить дальше. Первая гипотеза, прогрессивная: команда ректора оптимизирует все наши соответственно рабочие процессы, усилит нашу финансовую самостоятельность университета. Привлечет дополнительные средства, после чего, соответственно, у нас педагогическая нагрузка на преподавателя уменьшится, зарплата увеличится. У нас будут более оптимальные учебные планы, в смысле там еще чего-то такого. У нас будет много новых каких-то помещений и все у нас будет хорошо. Это одна гипотеза по поводу нашего дальнейшего будущего. Другая гипотеза, что прогрессивная команда ректора бюрократизирует все и вся и полностью уничтожит любые возможности для научного учебного процесса. А куча преподавателей начнут от нас уходить, причем наиболее толковых. В предыдущей версии, наверное, будут приходить толковые преподаватели и более интенсивно включаться в наш учебный процесс, а в этой версии, соответственно, преподаватели разбегаются от ужаса. Университет, хотя и может быть и получает много денег, но коэффициент полезного действия университета становится все ниже и ниже. Ну и так далее. Ну и третья версия - вообще ничего не изменится.
РР: А вообще - нужна ли университету демократия? Нужна-ли университетская демократия, для чего – то и зачем ?
ВВ: Думаю, да
РР: Почему?
ВВ: А не знаю, вот есть некоторое такое твердое убеждение, что она нужна, по той простой причине, что все остальное еще хуже, в какое-то время может действовать некоторый потенциал авторитарной модернизации в силе того, что у нас есть некий прогрессивный ректор, который нанял себе на работу толковых людей и эти толковые люди что-то толково делают, во – первых все время этот вопрос: «А судьи кто?»--Вот этот вечный Есть-ли у нас уверенность в том, что эти люди действительно все по настоящему хороши, можем – ли мы им доверять? То есть, здесь логика такая, вот есть некий президент, который доверяет Николаю Михайловичу, как замечательному человеку и гражданину, заняться преобразованием нашего университета и доведением его до совершенства, поскольку президент не погрешим и он не может это поручить плохому человеку, а дальше, уже в он, в свою очередь, Николай Михайлович, как человек, который несет ответственность перед президентом , назначает, в силу ,в меру своей ответственности, следующих уже чиновников, которые несут ответственность перед ним . Вопрос в том, кто же несет ответственность перед нами?
РР: Владимир, знаете, создается впечатление, что та реформа, которая проходит, это некая расчистка стройплощадки, а что будет построено потом на этом расчищенном месте пока еще не достаточно ясно.
ВВ: Я бы не назвал это какой-то расчисткой, скорее, приготовлением стройматериалов. Расчистки-то, как таковой, нет, у нас не увольняются массово преподаватели. На самом деле, реально, если настоящий либеральный фашист будет пытаться перестраивать университет, то это означает, что нам надо избавиться от половины сотрудников, как неэффективных, полностью избавиться. Просто вот, чтобы взять как-то ведь…
РР: От неэффективных, в каком смысле?
ВВ: От преподавателей, которые толком не знают свой предмет, от преподавателей, которые ведут занятия, вот они 20 лет, скажем, в области общественных наук, 20 лет, слово в слово рассказывают одни и те же лекции 20 лет не следят за какими-то новыми вещами, которые даже не помышляют, чтобы публиковаться в западных журналах, которые и в отечественных перестали публиковаться, как я, например. Вот от них всех, в том числе, по всей видимости и от меня, надо избавиться. Другое дело, что если, как бы идти последовательно, следом идет вопрос, а кто будет избавляться?
РР: Послушайте, Владимир, вы говорите сейчас совершенно страшную вещь. Вы говорите, что 50% преподавателей СПбГУ не компетентны.
ВВ: Я подозреваю, что в остальных университетах еще хуже. Может быть не половина, то есть в зависимости от факультета, сильно по-разному. Я подозреваю, на самом деле, что, проблема не в том, что некоторые не компетентны, а в том, что у некоторых просто нет возможности, например, реально тратить свое время и силы на какое-то самосовершенствование в своей области. Когда я с утра до вечера веду занятия, вот я сейчас нашел время, прийти дать какое-то интервью. Сегодня у меня вечерники, а я буду рассказывать им про дизайн и исследования в психолого-политической сфере. Завтра у меня с утра две пары психометрии, к которым нужно успеть подготовиться, и хорошо подготовиться, потому что это лекции, которые для меня важны и интересны, я все мечтаю, наконец, нормально к ним начать готовиться. После этого у меня две пары внезапно свалившегося на меня общепсихологического практикума. Преподаватель там уволилась и нужно вести занятия за нее. После этого все воскресенье я должен увлеченно готовиться к занятиям, которые у меня будут в понедельник. В понедельник у меня, соответственно, две пары с утра и еще две пары в тот же день. Ко всем нужно готовиться. Хорошо, что у меня есть свободные вторник, среда и четверг, но, вот на этой неделе вторник и среду я убил на бухгалтерскую отчетность и попытки что-то еще делать.
РР: И в этой ситуации вам нужно еще прочитать несколько научных книг для себя ну и, помимо всего прочего, у вас есть своя жизнь, вам нужно тупо сходить в магазин.
ВВ: Да, это составляет некоторую трудность. Те люди, у которых хватает по-настоящему мощной внутренней мотивации этим заниматься, они этим занимаются, а у других появляются сразу очень много оправданий, как у меня. И, к сожалению, я еще, может быть, не худший вариант. Я рассматриваю себя, как нечто на границе этих 50%. По всей видимости, если преподаватели, делают еще меньше, чем я, то это очень не хорошо, потому что я за последний год, по-моему, ни одной публикации так и не опубликовал, кроме каких-то там жалких тезисов на конференции. А это, с моей точки зрения, абсолютно ужасно. То есть это абсолютно не нормально. Это нормально, ну скажем, в западных ВУЗах, это нормально, если я бы работал в каком-нибудь провинциальном колледже.
РР: Скажите, Владимир, вот если бы вы сейчас были студентом. Давайте себе представим, сейчас вы студент и знаете про Петербургский университет, все то, что вы знаете. Вы стали бы туда поступать?
ВВ: Думаю, что да. Ну, то есть, смотря на какой факультет. Вот я сказал, что по психологии, я хотел стать психологом, у нас просто очень мало какой-то внятной конкуренции. Для нас может быть конкурентом, рассматривать можно МГУ. Я мог бы попробовать сейчас, поскольку есть возможность по ЕГЭ поступать в кучу разных ВУЗов, я мог бы попробовать поступить в Московский Вуз, да и то, вряд ли бы решился. А если бы я, скажем, работал в какой-то естественно - научной специальности, то у меня опять – таки не было бы внятной альтернативы. Если бы я хотел стать программистом, например, у меня бы уже было бы большое количество самых разных альтернатив. А в общественных науках, ну я, может быть, подумал бы про Европейский университет, каким-то образом. У них, по-моему, только с магистратуры все начинается. То есть, я бы, может быть, поставил бы свой учебный процесс. А, ну, собственно, для нас конкурентом в этом смысле удачным был бы психологии какой-нибудь университет в Билефельде или еще куда-нибудь, куда можно поехать
РР: Вы чувствуете какие-то результаты своей деятельности, как блогера?
ВВ: Я бы сказал что, я пока что чувствую некоторое развитие этого процесса, то есть эта традиция несколько развивается. Я в последней записи, просто я публиковал какие-то копии записи студентки Маши, которая тоже ходила пообщаться с нашим ректором по поводу столовых и других важных вопросов. Я бы сказал, что какие–то изменения, даже от того, что я когда-то что-то пишу или прихожу, говорю, происходят. То есть, те же самые справки, сейчас снова можно получить за три дня, хотя это все равно, по-прежнему, выглядит как некая форма бреда… А не за десять.
РР: Всего доброго, Владимир, спасибо за беседу. Надеюсь, еще встретимся, поговорим об университете
Обсуждение ( 0 ) Посмотреть все