Александр Невзоров: Попы хуже геев

Почему власти и общество так боятся гомосексуалистов? Это правила чьей-то ролевой игры, уверен Александр Невзоров, репортёр, телеведущий, публицист. Кому выгодна гомофобная риторика, при каких условиях русская православная церковь сможет признать гомосексуальность и почему священники хуже представителей ЛГБТ-сообщества? Заочная дуэль Александра Невзорова с РПЦ продолжается. Подробности в "Точке зрения" на Питер.ТВ

 

Роман Романов: Александр Глебович, две инициативы появилось в последнее время, два события, оба связаны с демографией, с борьбой за сохранение семьи, и немножко насильственный такой контроль над человеческим телом. Это гей-парад с избиением журналистки на нем и это свежий законопроект, связанный с абортами. Хочу спросить: почему власть и общество так боятся геев? Когда они боятся «Марша несогласных» и выгоняют по четыре омоновца на каждого участника, это я понимаю, а геи чем им не угодили?

 

Александр Невзоров: Ну, вы знаете, мне про геев трудно говорить, потому что у меня до такой степени традиционная ориентация, что вопрос не является для меня вообще болезненным. При этом я знаю, что есть достаточно большое количество людей, для которых этот вопрос жгуч и почему-то крайне неудобен. Вероятно, это все же проблемы. Потому что ничто не бывает на пустом месте. Есть такой чудесный сексолог, очень умный, блестящий, с моей точки зрения, очень остроумный человек, людям, которые страдают по это поводу, им надо обратиться к нему. Фамилия его, по-моему, Кон. Игорь Кон.

 

Р.Р.: Он умер.

 

А.Н.: Тем более, пусть обращаются. Он может избавить их от части агрессии по этому поводу. Потому что любое обостренное реагирование на проблемы гомосексуалистов - это  примета, скажем так, неспокойствия вообще на эту тему. Мне вот абсолютно по барабану - есть гомосексуалисты или нет гомосексуалистов. 

 

Р.Р.: Это признак внутренней проблемы какой-то?

 

А.Н.: Это глубоко личное дело. Если правила чьей-то ролевой игры, скажем так, в какой-то степени порицают и осуждают его, тогда эти правила работают только внутри ролевой игры, веры или какой-нибудь системы переодевания, каких-то систем клубов. Но мы-то, собственно говоря (да и они) здесь причем? Когда дело касается девчонок, и когда церковь начинает натравливать каких-то дуболомов на девчонок, то это уже дикое свинство. Если вопрос гомосексуалистов мне абсолютно безразличен, то с девчонками все совсем иначе. Я, например, как-то лесбиянок понимаю и приветствую. С учетом того до какой степени, и особенно в России, мужики агрессивны, ленивы, тупы, алкоголизированны, эти девочки сделали, так скажем, свой выбор. Они выбрали для отношений лучшее существо. Вот вы в браке?   

 

Р.Р.: Нет.

 

А.Н.: Нет. Будете в браке?

 

Р.Р.: Да.

 

А.Н.: Этот брак будет заключен с мужчиной или женщиной?

 

Р.Р.: С женщиной.

 

А.Н.: А почему?

 

Р.Р.: Нравится.

 

А.Н.: Правильно. Вы выбираете лучший вариант из двух возможных. Так они тоже выбрали лучший вариант из двух возможных.

 

Р.Р.: Но ведь речь идет не о том, кто с кем спит, насколько я понимаю, а о том, что эти люди просят себе новых общественных прав. Они хотят, чтобы их браки регистрировались, чтобы у них было право усыновлять детей, чтобы они могли брать семейную ипотеку и так далее. Вот это не представляет для нас какой-то угрозы? Это нормально?

 

А.Н.: С учетом того, что любое оплодотворение, хоть индивидуальное донорское, хоть экстракорпоральное не является проблемой, то и дети не являются проблемой. Для таких семей тоже. Я в данном случае говорю только о так называемых лесбиянках. Они мне до определенного момента были абсолютно безразличны, пока вот эти дуболомы, натравленные попами, не начали их где-то бить. Девчонок маленьких, тоненьких и хрупких. Тогда они, и не только меня, я думаю, заставили задуматься о том, чего эти девчонки хотят, и почему они делают такой выбор.

 

Р.Р.: А чего они, по-вашему, хотят?

 

А.Н.: Они хотят, скажем так, дышать, они хотят жить, они хотят любить, вероятно, и хотят это делать не по чьим-то правилам, а своим собственным. Тем паче, ничьих интересов они не затрагивают. Разговор о том, что пропаганда гомосексуализма точно так же невозможна, как пропаганда цвета глаз. Я думаю, является излишним. Либо ты такой, либо не такой.

 

Р.Р.: Однополая семья может воспитать нормального ребенка?

 

А.Н.: Я не знаю, я не специалист, не могу ответить. Я просто видел и очень много знаю примеров, когда все плохое, что можно было взять, ребенок брал от отца. Алкоголизацию, определенный лексикон, определенное отношение к женщине и так далее, так далее. Я, например - полная безотцовщина, хроническая, классическая - я думаю, мне это пошло на пользу в свое время. Потому что у меня не было извинительного примера многих пороков. И опять-таки мы возвращаемся к тому, что мужики в России по большей части омерзительные.    

 

Р.Р.: Правильно я понимаю, Александр Глебович, то, что вы сейчас говорите, касается только лесбиянок, только женщина-женщина. А вот с геями можно делать что угодно: можно их бить, можно их дискриминировать и так далее. Так ведь получается?

 

А.Н.: А за что их, собственно говоря, бить? Вам они мешают? Мне они мешают? Нет! Они мешают людям, которые обостренно воспринимают эту тему. То есть людям, которые сами каким-то образом вмешаны в эту, не знаю, аномалия ли это, или это просто причудливый расклад ДНК, при котором человек ничего не может с собой поделать. Вот те, для кого это больно, вот они пусть этим и занимаются. Но для этого есть уголовный кодекс.     

 

Р.Р.: Правильно я понимаю, что никаких ограничений в правах для сексуальных меньшинств, вне зависимости от их пола, геи это или лесбиянки, быть не должно? Они такие же граждане, как и мы. Да?

 

А.Н.: Абсолютно. Да и вообще никому ничего запрещать нельзя.

Р.Р.: Общественной опасности не несут эти люди?

 

А.Н.: Нет. Конечно, они не несут никакой общественной опасности. По крайней мере, в сравнении с теми чудовищными общественными опасностями, которые несет в себе, например, религия.  

 

Р.Р.: Александр Глебович, в одном из прошлых интервью вы мне рассказывали, что среди самих священников православной церкви грех мужеложства довольно распространен. Может им стоит признать это и разрешить, наконец, и вместе с геями туда - под радужные знамена? Нет?

 

А.Н.: Вы знаете, вот это все зависит от голубых. Русская православная церковь – это командно-административная система. Если вы думаете, что они ориентированы на чье-то благо и спасение, то они ориентированы максимум на продажу свечек. Если они поймут, что существует референтная группа, достаточно богатая и многочисленная, там будет дана команда, и какие-нибудь купола покрасят в голубой цвет, без всякого сомнения. 

 

Р.Р.: То есть, чтобы православная церковь признала геев, геям нужно стать православными?

 

А.Н.: Нет, нет. Я думаю, что им надо стать богаче и многочисленнее.

 

Р.Р.: Понятно. Слушайте, а вам не кажется, что геи сами нарываются? Они нам пытаются навязать свою сексуальность. Мы же не ходим с вами с флагами по улицам и не требуем себе каких-то прав на том основании, что мы гетеросексуалы. Почему они пытаются это делать? Получают за это, естественно, сами провоцируют.

 

А.Н.: Правильно, мне это тоже не нравится. Но когда их бьют, мне еще больше не нравится. И если выбирать между ними и попами, вы извините, попы хуже.  

 

Р.Р.: Чем?

 

А.Н.: Тем, что бьют они. Бьют девчонок.

 

Р.Р.: Возможно эти люди избили журналистку просто потому, что они ненавидят женщин?

 

А.Н.: Я не могу на этот вопрос ответить. Женщины ведь в поповском, церковном обиходе существо нечистое, которому даже запрещен вход в алтарь. За редкими, непонятными исключениями. Но в алтарь пытаются не пропустить. Вот кот может зайти, а кошка не может. Что касается вообще всего взаимоотношения с церковным служением и обиходом, то женщина с месячными репрессируется, не допускается до части, так называемых таинств и процедур, которые … я не знаю, что они там делают. Вприсядку пляшут, в бубны бьют, не знаю, что они там делают. Ну, в общем, им нельзя. То есть отношение к женщине, как к изначально нечистому существу, второсортному. Женщина, может быть какой угодно верующей, но они никогда не может стать священником. В Русской православной церкви, по крайней мере. Дискриминационный и сексистский момент, он настолько силен, что, возможно, да, вот это вот гордость девчонок за то, что они женщины и плевать хотели на мужиков, и что они в состоянии сколотить, соорудить свою собственную семью, конечно, тех, кто женщин изначально считает второсортными и нечистыми может бесить особенно.    

 

Р.Р.: Депутат Государственной думы Валерий Драганов предлагает внести законодательные дополнения в законопроект о правах ребенка. Предлагает внести некоторое ограничение на сроки совершения аборта: 12 недель для обычных ситуаций, 22 - если женщина была изнасилована. Кроме того, сопроводить аборт определенными дополнительными бюрократическими процедурами: нельзя делать в первые 48 часов, потому что в состоянии аффекта. Нужно обязательно прослушать лекцию о вреде, нужно подписать заявление и так далее, так далее. Вот вам не кажется, что, как и в случае с геями, например, кто-то опять пытается причинять нам добро, кто-то опять пытается контролировать человеческое тело без разрешения самого человека?

 

А.Н.: Мы давно знаем поповскую истерию по поводу абортов. Понятно, что есть ролевые игры. В разных ролевых играх есть свои правила. Где-то, например, нельзя есть сырые поганки. Где-то нужно обязательно носить в кармане 14 огурцов. Где-то нельзя кремировать в определенных религиозных ролевых играх. В каких-то ролевых играх нельзя удалять аппендицит. По ролевой игре христиан нельзя делать аборт. Но это ролевая игра. Но вот представьте себе, что около клиники вооруженные плакатами и ломами, встали бы противники удаления аппендицита. И на основании того, что в их ролевой игре это запрещено, стали бы оскорблять реальных врачей, бить реальные стекла, травмировать психически и морально пациентов. Вот как бы это называлось? Это всего-навсего правило их ролевой игры. Не хотят делать аборт и не делают, в конце концов, хотя и делают точно также.  

 

Р.Р.: Вы сейчас говорите страшную вещь: приравняли аппендицит к зародышу, ребенку, живущему в утробе матери, к живому человеку. Ведь говорят аборт – это убийство.

 

А.Н.: Вы знаете, медицина долго на эти тему думала, и решение о возможности аборта до определенного срока тоже  принималась довольно тяжело, и принималось на основании серьезного и углубленного физиологического изучения этого вопроса. Мы не будем забегать дальше и говорить честно, что даже через девять месяцев, и даже в момент рождения, человек – это некое подобие спинального животного, не имеющее еще никаких юридических или серьезных базовых антропологических примет человека. Не будем этого трогать. Медицина определила порог безвредного аборта в 12 недель. Это существует, это было выношено множеством медицинских академий и это здравое, и очень правильное решение. Коль скоро сейчас в очередной раз людям усложняют жизнь, ну ничего, те девчонки, которые будут мыкаться по подвалам, по грязным абортариям, которые будут погибать от сепсиса по подвалам, ну, ничего, они будут знать, кого благодарить.

 

Р.Р.:  Но православная-то церковь утверждает, что, борясь против абортов, она борется за улучшение демографической политики. Как можно этому возражать?

 

А.Н.: Если речь идет о попах, они права голоса в этом вопросе не имеют никакого. Для того чтобы получить право голоса в вопросе о демографии, им надо для начала в 150 подчиненных им женских монастырях немножечко изменить устав. Нормализовав, наконец, там сексуальную жизнь. Ну, наконец, запретив там выращивание или закупку кабачков цуккини, в конце концов.

 

Р.Р.: Вы не замечали, что люди, которые борются за права зародышей, и готовы жизнь положить за этих зародышей, но, как только ты родился, им сразу наплевать на тебя, до тех пор, как ты не начал платить налоги или в армию не пошел.

А.Н.: Такое отношение к человеку в России – это норма, это следствие того отставания в интеллектуальном развитии в 700 лет благодаря тому, что Россию на протяжении 700 лет скармливали православию, целиком или по кусочкам, это уж разные историки считают по-разному.

 

Р.Р.: Александр Глебович, вижу, как разные попытки контроля над людьми у нас осуществляются в стране. Нам пытаются объяснить: с кем нам надо спать, что нам делать с результатами этого всего, нас кто-то пытается все время чему-то учить. Как этому противостоять? И что с этим делать? Вот что мы все можем с этим делать?

 

А.Н.: Ну, вы уже делаете, во-первых. Сейчас нужно иметь достаточно храбрости, чтобы говорить об этом. Где вы ее набрались, не знаю, но она есть, и это уже замечательно. Я думаю, что для этого нужны, прежде всего, старые проверенные рецепты. Ведь посмотрите, что было в 17, 16, 15 веках: были миллионы людей, которые мыслили традиционно догматически и канонически. Их сознание было традиционно религиозно. И было всего 8-9 или 15 стареньких, не храбрых, неспособных на какой-то подвиг ученых, которые своей работой переломили мировоззрение многих миллионов людей. Это уже один раз произошло, понятно, что это произойдет и сейчас. Я вообще, честно говоря, когда речь идет о церкви, я думаю, что вы драматизируете. Я никогда не видел верующих людей. Я думаю, что все, что нам демонстрируется – это довольно скверный театр. Это на 95-97 процентов притворство, потому что те научные здравые объяснения о происхождении жизни, о сущности человеческой жизни, о регуляции межвидового, внутривидового обмена, понимания даже нейронной теории Кохаля, - они не оставляют места вере. Вера заводится там, где нет знания. Ну, бессмысленно верить в горючие свойства керосина. Они есть, и мы знаем по какой причине. И точно так же везде, куда  приходят знания, оттуда вынуждена, поджав хвост, удирать вера.