Российские кинематографисты не знают жизни современной России, боятся думать и снимать кино о современных проблемах, считает социолог и главный редактор журнала "Искусство кино" Даниил Дондурей. Такое трусливое поведение дезориентирует общество.
Роман Романов: Даниил Борисович, вы сказали, что российское киносообщество представляет собой большое сообщество трусов. Объясните свою мысль.
Даниил Дондурей: Вы знаете, у нас очень сложная страна. Невероятно сложная культура. Многие процессы, которые происходят в нашей стране, я в первую очередь имею в виду идеологические, моральные, психологические, - они не опознаны. Мы живем в неизвестной стране, на мой взгляд. А культура и авторская, и коммерческая, массовая должна помогать людям ориентироваться. Где ты живешь? С кем ты живешь? Что происходит? Что такое официальное и неофициальное? Что такое предсказание будущего? Что здесь ожидается при той модели, которая есть или при той модели, которая нужна для страны? Это все неизвестно. Непонятно. Потому что те версии, которые сегодня предлагает российское кино, там скажем: «Давайте патриотически будем гордиться Великой победой!». Конечно, мы будем гордиться Великой победой. Но мы уже не воюем. Мы уже почти 70 лет не воюем. А если воюем, то в каких-то частных, локальных войнах. А страна в целом через мобилизацию, через другой тип сознания не воюет. Но никто же не учит жить в мирное время. А как жить в мирное время, когда все живут за счет разного рода отчислений от продажи нефти? Как жить? Как учиться? О чем думать? О чем мечтать? Как себя вести с работодателем? С чиновником? С начальником? Как искать деньги? Что продается, а что не продается за деньги? Это всё вопросы, на которые нет ответа.
Р.Р.: То есть современный мир киношниками не распознан?
Д.Д.: Не распознан. Ни великими (они через притчи, экранизации классики заходят издалека), ни официальным кино, связанным, в основном, с жанрами. «Наша Раша. Яйца судьбы», «Любовь-Морковь 25». В большой многоязычной стране, я имею в виду в культурологическом смысле, в идеологическом смысле, в ментальном смысле, в стране, где очень много народов. Одни люди при Сталине живут, другие – при Брежневе, третьи – при Ельцине, пятые - при Медведеве.
Р.Р.: Хотя фактически мы все живем в одно и то же время?
Д.Д.: Мы живем в одной стране в одно время и говорим на разных языках. И толмачами кинематографисты не стали. И режиссеры предлагают зрителям надежды.
Р.Р.: Мы не врачи – мы боль.
Д.Д.: Да, они так говорят – мы боль. Мы вам рассказываем о разных типах боли. О разных происхождениях боли. О трагических болях. О веселых болях. У художников нет отваги, они не способны жертвовать сегодня. Они хотят получить интересную работу для самоудовлетворения. А отваги рассказать о беспрецедентно сложном обществе, каким является российское, намного сложнее, чем французское, немецкое, итальянское, английское, не говоря уже об американском и китайском. Российское общество очень сложное. И эта сила российского общества. Здесь очень сложные контексты. И мы готовы были бы рождать гениев в массовом порядке, если бы мы научились пользоваться сложностью своей ментальности. Поэтому нет отваги, нет смелых людей, я поэтому так их и назвал резко. А все остальное – пьянящая нефть, которая не позволяет нам до чего-то договариваться. Мы сегодня любим дискуссии, но не любим какие-то выводы из этих дискуссий. Они неинтересны. Интересно провести дискуссию, то есть поговорить, но не договориться.
Р.Р.: Понятно.
Д.Д.: Чем занималась Германия 20 лет. И они договорились, и теперь это ведущая страна Европы.
Обсуждение ( 0 ) Посмотреть все