Несмотря на почетный статус члена Союза художников, работы Кирилла знакомы не только завсегдатаям музеев и выставок, но также и жителям Петербурга, Екатеринбурга, Нижнего Новгорода, других городов России и не только России. Его монументальная живопись обращается к древним и религиозным сюжетам, гармонично дополняя архитектурный ансамбль. Piter.TV поговорил с нашим героем о том, почему не стоит причислять художника, даже если он создает работу на улице, к деятелям стрит-арта, и к чему на самом деле может привести легализация уличных работ.
Piter.TV: Начнем с такого лирического отступления. Вы как специалист говорите граффИти или грАффити?
Кирилл Ведерников: А по-разному! Я обратил внимание, что я говорю по-разному. Да и я мало имею отношения к грАффити или граффИти.
PTV: Сейчас вы работаете как художник, но ведь лет 10 назад занимались и граффити. Когда произошел тот момент, когда вы решили, что всё, надо из этого уходить?
КВ: В тот момент были такие волны, всплески, когда люди резко ломанулись рисовать на улицы. Очень много художников. Влияние культур, появление Интернета породило вот это уличное искусство. Но потом я понял, что этим языком я ничего не могу сказать. Подход к тому, что я делаю, сохранился – плоские вещи, формы, ― но многое стал и добавлять. Мне захотелось иметь более глубокий спектр возможностей, мыслей. Граффити – это ведь агрессивное искусство, написание своего никнейма, своей команды, а у меня уже другой подход.
PTV: Как вы относитесь к тому, когда вас называют "уличным художником"? У вас ведь есть работы на улице и сейчас. Или теперь стараетесь себя дистанцировать от этого понятия?
КВ: Меня постоянно уличным художником называют, говорят, что я граффити рисую. Но я абсолютно нормально на это реагирую, потому что стрит-арт бывает разный. Это современное понятие, которым называют всех, кто рисует на улице, хотя я бы себя причислять к стрит-арту не стал.
Я пытаюсь вернуться к монументальной традиции, которая у нас была в советское время, но уже со своими темами, своими мыслями. Не о том, что происходит сейчас, а о времени поговорить с современным зрителем, человеком, который постоянно спешит. Что-то противопоставить скоростному режиму, когда человек не успевает, у него куча информации, а тут он идет и видит что-то такое, что не из этого пространства, и что выдергивает его. Но прежде всего, конечно, мое творчество – это диалог с собой. Важно понимать, что я не плакаты клею с призывами, это что-то более размышляющее, созидающее. Я никогда не знаю, что получится по итогу.
PTV: В каком направлении вы работаете сейчас? У вас же ведь вполне сложившийся стиль.
КВ: Я не пытаюсь его [стиль] как-то назвать, хотя меня часто спрашивают об этом. Для меня это некий процесс мышления. В какой-то степени я цитирую то, что уже было сделано до меня. В моем творчестве есть отсылки и к Древнему Египту, и к византийской иконе, древнерусской иконе, есть отсылки на немецкую готику, архитектуру. Это все то, что я собираю из разных культур.
Мне очень интересно работать с формой. И в этом плане это ближе к какому-то русскому авангарду, ведь у меня все-таки нереалистическое изображение, стилизованное. И образ создается именно от формы. Иногда я специально деформирую форму, чтобы подчеркнуть ту или иную эмоцию, чтобы передать те смыслы, которые были и до этого. Но задача современного художника что-то обновлять, что-то менять, и, безусловно, это должно и через личный опыт проходить.
PTV: А как вы пришли к таким образам? Мифологии, например.
КВ: Это мои размышления по поводу жизни, по поводу искусства, попытка отобразить картину мира. Искусство очень ритуальное, очень религиозное. Когда человек приходит в храм, он видит некую иерархию, чего-то высшего, чего-то низшего и ощущает себя частью вот этого мира. У меня появился интерес к мифологии, к чему-то такому сакральному. Мне показалось, что именно через искусство человек и пытается воспринять мир, а художник его отображает, объясняет условным языком. Поэтому у меня есть обращение и к современным, и к архаическим вещам.
PTV: Работы, которые вы делаете на улице, согласованы или нет?
КВ: Смотря какие работы. Большие работы в несколько этажей, конечно, согласованы. Но если мы говорим про питерские небольшие работы, которые мы делали с Олегом Лукьяновым, то они не согласованы. Я ходил, искал интересные места с пустотами, которые можно было бы дополнить. Работа в данном случае может подчеркнуть атмосферу, ощущение улицы, уголка, коридора. Чтобы все это было гармонично и создавало единое пространство. И работа подчеркивает архитектуру, и архитектура подчеркивает работу.
PTV: Как вы стали работать с Олегом Лукьяновым?
КВ: Мы познакомились на выставке современной христианской культуры после иконы в Анненкирхе около года назад. Оказалось, что мы друг о друге знали из Интернета. Я ему рассказал свое видение того, как надо работать с его технологией [урбан фреска]. Ему нравится то, что я предлагаю как художник, а мне нравится то, как он к этому подходит, абсолютно бескорыстно мне помогает со всякими материалами, и вместе мы что-то делаем для города. И работы не закрашивают, кстати.
PTV: То есть вы следили за тем, что не закрашивают?
КВ: Да. То, что мы сделали год назад, ЖКХ-шники не закрасили, поэтому уже работаем над новым.
Сейчас я планирую выставку делать в Анненкирхе, там будет 14 оригинальных работ – графики. В этой же технологии мы будем делать урбан фрески, они будут более масштабными.
PTV: Недавно в Анненкирхе вы сделали работу "Пьета" и назвали ее одним из своих главных произведений. Почему?
КВ: Это работа очень серьезная по смыслу в первую очередь. О том, что человек может приносить себя в жертву во имя чего-то, причем осознанно. В произведении – тема жертвы Христа во имя человечества. Мир ведь и сейчас несовершенен, много проблем. Именно на таких людях, которые готовы принести себя в жертву ради дальнейшей жизни, и держится человечество. Это мое размышление о человеке и именно через христианский сюжет.
PTV: То, что вы изобразили – это ваша идея или вам обрисовали, что должно быть по итогу?
КВ: Все, что я делаю на улице, за небольшим исключением, это работа "в стол". То есть я не знаю, куда эта работа пойдет дальше. У меня какой-то сюжет возникает, я его создаю в небольшом формате и потом уже думаю.
В случае с Анненкирхе я узнал от пастора, что они хотят сделать что-то в центре. Я показал ему работы, которые у меня были, и мы остановились на этом варианте. Потом уже обсуждался формат, как это сделать и другие технические нюансы. Все совпало. Это работа не была туда, она вообще должна была быть в Германии, но из-за коронавируса я не смог туда поехать.
PTV: То есть у вас свободное творчество. А что вы думаете о предложении легализовать стрит-арт? Но тогда работу нужно будет согласовывать. По вашему мнению, на это согласятся уличные художники?
КВ: Уличная работа создается не потому, что "Иди-ка да нарисуй", а потому что человек видит и хочет работать с этим. Он берет и делает. Спроса-то на этого нет легального. Проблема в том, что люди, которые сами себя создавали, сами себя придумывали – это одно. А если появится на это какой-то спрос, то придет куча художников, которая к этому отношения не имеет и просто хочет рисовать на улице, потому что на это есть спрос. Наступит определенный кризис. В какой-то степени он уже сейчас происходит.
С одной стороны, хочется, чтобы какая-то помощь была, чтобы мы больше делали интересных проектов. Но получается так, что, когда эти коридоры открываются, туда попадает куча "левых" людей. Появляются вот эти расписанные будки с темой патриотизма, в плохом смысле. Это приводит к большому количеству низкокачественного искусства. А заинтересованные лица просто будут зарабатывать на этом деньги, проводить фестивали. Если будут давать возможность хорошим художникам себя реализовать, то я буду только "за".
PTV: Для вас творчество имеет первостепенное значение, а потом уже коммерческая составляющая?
КВ: Конечно.
Я зарабатываю тем, что продаю свои картины, но все меньше стараюсь работать по заказу. Иногда от Союза художников бывают какие-то награды. Путь далеко не из легких.
Текст: Надежда Сибилева
Фото: Кирилл Ведерников / Instagram
Обсуждение ( 0 ) Посмотреть все