Как современный театр приходит на место журналистики? Что такое документальный театр и метод «нуль-позиции»? Должен ли театр заявлять свою гражданскую позицию? Как готовился спектакль по делу Сергея Магницкого? Рассказывает режиссер «Театра.doc» Михаил Угаров.
Роман Романов: Михаил Юрьевич, выбор Сергея Магницкого в качестве героя, чем мотивирован? Вы хотите заявить свою политическую гражданскую позицию или это просто интересный сюжет и в этом смысле на месте Магнитского мог быть Отелло, Король Лир, кто угодно?
Михаил Угаров: Нет, конечно, нет. Человеческую позицию. Политическую я не знаю, я же не политик. Конечно, человеческую. Про Отелло мне интересно в книжке почитать. Мне уже не интересно смотреть спектакли про Отелло, потому что слишком много вариаций и концепций я пересмотрел, а человеческие истории задевают, и поэтому это, конечно, сразу решение было принято, делать про это спектакль.
РР: То есть вы считаете, что театр должен выполнять гражданскую миссию
МУ: Абсолютно, безусловно, потому что театр, он же две ноги существует. Одной ногой он стоит на территории эстетики, другой ногой - это все равно социальная институция, это все равно на короткое время объединяется группа людей, которая начинает одинаково воспринимать или не одинаково. Конечно у нас, и меня это очень огорчает, что у нас театр конформистский, развлекательный. Он потерял вот это значение, которое имел в 19 веке
РР: Могли бы вы объяснить, что такое документальный театр и метод «ноль - позиции»?
МУ: Документальный театр занимается текстами, не написанными авторами. Это, как правило, либо интервью на улице, очень много из интернета, потрясающая драматургическая структура, например, в форумах. Мы разрабатываем еще такую интересную вещь, как смс - драма. А там потрясающие драмы разыгрываются в коротких сообщениях между людьми. Конечно, это понятно, что это нужно совершенно иначе играть, не так, как играются классические тексты. Ставить совершенно иначе нужно. Вот это документальный театр. «Ноль – позиция» – это дать возможность зрителю самому принять решение по поводу, что такое вообще, что мне показывают. Это немножко в сторону такого пост морализма, который сегодня, в общем, очень активно в современном искусстве развивается. И не прилично сегодня художнику какой-то мессидж запускать. Это 20 век. Мне кажется, что гораздо интереснее, когда зритель сам принимает решение, что это такое.
РР: Скажите, а разве это возможно, потому что даже если вы не заявляете свою позицию в самом спектакле, вы все равно косвенно ее выражаете в том, как вы подобрали материал, как вы его подали, ну с помощью, условно говоря, ваших монтажных ножниц?
МУ: Да, но мы просто поле чуть-чуть сужаем, в котором нужно принимать решение. Ну, например, спектакль «Час восемнадцать» в нем нет «ноль позиции». В нем мы впервые отступили, потому что это очень страстное такое высказывание. Мы берем судью Тверского суда и помещаем на тот свет и еще обвариваем кипятком. Какая тут «ноль - позиция»? Это очень темпераментный поступок
РР: А почему вы здесь отступили?
МУ: А потому что нервы не выдержали. Не хватило сил, хладнокровия, разума. В этой истории, думаю, что никто нас не осудит.
РР: Готовясь к спектаклю, вы общались с фигурантами дела Магнитского?
МУ: Мы общались очень много с матерью Магнитского, Натальей Николаевной. С фигурантами общаться было не реально, потому что они категорически отказываются от любых разговоров, встреч, интервью. Они не заинтересованы. Они заинтересованы в том, чтобы все забыли, кто такой Магнитский. Поэтому мы воспользовались очень хорошим материалом - отчетом общественной комиссии по соблюдению прав человека в тюрьме. Огромный, вот такой манускрипт, где огромные монологи записаны вербально, дословно вот этих всех героев. Не удалось ни с одним пообщаться. Собственно говоря, мне бы было и страшно и неприятно общаться с этими людьми. Мне было легче все- таки это через посредника получить.
РР: Михаил Юрьевич, как вы вообще оцениваете ситуацию, сложившуюся в нашей стране, как художник. Хватает ли вам свободы, Что вы чувствуете, каковы настроения?
МУ: Живется мне хорошо и нормально, поскольку я занимаюсь тем, что мне нравится, и имею возможность этим заниматься. Ситуацию я оцениваю, с одной стороны, ведь очень интересное поколение, с которым я очень много общаюсь в «Театре.doc» . Это молодая режиссура, молодые актеры. Они совершенно другие. Это более свободные люди, чем, допустим, мое поколение. А в общем, конечно, атмосфера очень странная. Атмосфера отсутствия, конечно же, отсутствия свободы, свободы слова, прежде всего. Очень ограниченная часть, где можно высказываться. Причем, это зависит ведь не только от, там допустим, властей или цензурирования. Сами люди себе же ставят определенную планку. Ну, например, меня волнует, что никто не разговаривает сегодня про русскую православную церковь, про клерикальность. Как современному интеллигентному человеку выстроить свои отношения с богом, с церковью. Это же табуированная тема, абсолютно.
РР: Может быть, циничным покажется мой вопрос, но вполне вероятно, что вам в каком-то смысле повезло в том, что вы живете в более стабильной, может быть, менее демократической стране. Но зато у вас всегда есть материал для творчества?
МУ: Ну, в общем да, конечно. Ну и что, мне теперь спасибо за это говорить этой стране? Сложное положение
РР: Какой реакции вы добиваетесь от своего зрителя, есть ли какая-то реакция, после который вы скажете, вот да, мы отработали спектакль не зря?
МУ: Есть, безусловно. Это очень простая вещь. Она идеальная. Она редко поучается. Но, когда человек вошел одним, вышел другим. Вот и все. Очень простая вещь. С другими, не знаю, не то что с мозгами, а просто, с другими представлениями, о чем он раньше думал иначе
Обсуждение ( 0 ) Посмотреть все