Крупный бизнесмен Михаил Мирилашвили, который сегодня живет в Израиле и является международным инвестором, дал интервью ПитерТВ.
Михаил Мирилашвили: Любые вопросы можете задавать. Не бывает неудобных вопросов. Я не уйду ни от одного вопроса. Я готов отвечать на любые вопросы. Мне это интересно. Я не люблю давать интервью. Не люблю. Но раз вы уже добились, чтобы я дал вам интервью, я готов отвечать на любые вопросы.
Корреспондент: Кино старое, советское «Доживем до понедельника» с Тихоновым - учителя играл - помните? «Счастье – это когда тебя понимают». А как бы вы определили счастье?
М.М.: В этом смысле я, наверное, счастливый человек. Потому что, слава Богу, люди, с которыми я общаюсь, которые меня окружают, с которыми я дружу, и, конечно, моя семья, мои близкие – все меня понимают. Мы друг друга понимаем. Так что я согласен, что это счастье.
Корр.: Вы строгий отец?
М.М.: Слава Богу, что не пришлось быть строгим. Потому что дети у меня всегда были послушными. Всегда относились к родителям и старшим, даже неважно родители или старшие, знакомые - не знакомые, с уважением. Мне очень повезло, что у меня такие дети. Поэтому не пришлось. Но я считаю, что если необходимо проявить строгость и жесткость в воспитании, для правильного воспитания, - раз надо, значит, надо. Это на благо самих детей.
Корр.: Бизнес – это вещь жестокая?
М.М.: Я считаю, что жесткость не обязательно должна присутствовать. Но есть люди, которые не могут без этого. Одной и той же цели можно добиться по-разному. Некоторые идут трудным путем, жестким и неправильным путем, но они по-другому не могут добиться своей цели. Мне никогда не приходилось быть жестким.
Корр.: Как вам это удавалось? В начале 90-х бизнес шел так: люди сначала стреляли, потом думали. А про вас почему-то говорят, что вам практически всегда удавалось решить проблему переговорами.
М.М.: Знаете, что? Самый сильный человек – это человек, который прав. Который чист, который незапятнан. Поэтому я всегда себя чувствовал уверенно. На любых переговорах с кем бы то ни было.
Корр.: Кроме круга семьи - друзья. У вас много друзей?
М.М.: Слава Богу, много. Я помню, в детстве говорили, что друга надо иметь одного – это не совсем правильно. Или «нельзя дружить и иметь бизнес» - это не совсем правильно. У меня все мои бизнес-партнеры - все мои друзья. Если мы не понимаем друг друга, если нет уважения, доверия и стремления быть вместе, как можно вести бизнес. То, что в детстве я слышал, я с этим не согласен. Жизнь показывает обратное. Если с человеком не получается наладить нормальные контакты, дружеские отношения, не дружишь с человеком, бизнес не получится. Я имею в виду, что бизнес-партнеров надо иметь друзей. И у меня таких друзей очень много.
Корр.: Есть приятель, а есть друг. К приятелю всегда можно обратиться, одолжит денег, а друг - это тот, кто ради тебя готов пожертвовать жизнью или сделать что-нибудь незаконное. Вот такой друг, которые готов на все ради вас, и вы ради него, - есть?
М.М.: Второй пример не очень удачный. Ну, раз обещал, готов отвечать на любые вопросы. Да, ради друга можно даже жизнь отдать. Не жалеть ничего ради близкого человека. Друг – это член семьи, близкий. Но если это не противоречит твоим принципам. Если человек делает то, что тебе неприятно, некрасиво, ты считаешь, что это грязно и неприемлемо, он не может быть другом уже.
Корр.: А враги есть?
М.М.: Наверное, есть. Но я их не знаю. Я на самом деле, может это будет нескромно сказано, кроме добра никому ничего плохого не делал. Я помню, в 90-е годы мои друзья-партнеры говорили, что «надо брать охрану. Обязательно возьми охрану. Иначе, видишь, что происходит – постоянно стреляют». Я говорю: «Не хочу я брать охрану. Мне не надо. Мне ничего не угрожает. Я уверенно себя чувствую» - «Какой ты наивный, ты не понимаешь. Ты такой молодой, ничего не понимаешь». Тогда я был моложе своих партнеров и друзей. «Поверь нам»! Я говорю: «Но поймите, что я ничего не ожидаю. Я не чувствую, что у меня есть враги. Я никому ничего плохого не сделал» - «Вот поэтому, – говорят они, - тебя не любят, потому что ты не такой как все они. И таким еще более опасно ходить без охраны».
Корр.: Борис Абрамович Березовский пытался купить «Русское видео», не расскажете, как это происходило?
М.М.: Может я как-то сказал неосторожно или шуточно, что он - единственный враг. Конечно, он не враг. Но он - недоброжелатель. Человек, который мне неприятен – это Борис Абрамович Березовский. Таких людей на самом деле мало. Слава Богу, мало в моей жизни. Мы с ним не знакомы. Но он почему-то захотел купить не компанию «Русское видео», а «11 канал», который принадлежал компании «Русское видео». И он пытался приобрести этот канал любым путем. Когда мы, я и Рождественский – директор компании «Русское видео» - владели этим каналом, я понимал: надо продавать или избавиться от канала. Я понимал, мы живем в стране, где демократия молодая еще и власти, если они разумные, не позволят бизнесу рано или поздно иметь такое влияние. А телевидение – это серьезное влияние. Я убедил моего друга Дмитрия Дмитриевича продать этот канал. Даже бесплатно можно отдать. Если дадут немного денег – хорошо, если нет, то отдаем бесплатно. Вдруг Березовский узнает, что кто-то другой может взять этот канал и присылает представителей силовых структур. Я уже не помню, кто приехал, он сам представился майором, сказал, что от Бориса Абрамовича, и он хочет приобрести канал. Я говорю: «Вот как раз Борису Абрамовичу я не хочу продавать канал. Поэтому передайте, пожалуйста, что зря стараетесь, прошу не беспокоить. И вы тоже не беспокойтесь». Потом он поступил еще более благоразумно и прислал представителей бизнеса на переговоры, которые предлагали серьезные деньги, но я сказал: «Ребята, извините, но я не продаю. Именно ему я канал не хочу продавать. Пожалуйста, поймите». Они ушли и через какое-то время пришли представители преступного мира, преступные авторитеты. Очень серьезные. Назначают встречу, я приезжаю, они говорят: «О, Михаил Михайлович, да, наконец-то, мы с вами заработаем вместе денег!» – Как я с вами могу заработать денег? Я в этом сомневаюсь» – «Нет-нет. Такое предложение, от которого вы не откажетесь» – «Ну, хорошо, раз я пришел, то я вас слушаю» – «Вот Борис Абрамович Березовский, мы представляем его интересы, хочет купить канал». Я говорю: «К сожалению, и на этот раз мы с вами не заработаем ничего, я вынужден отказаться. Потому, что я не хочу ему продавать канал принципиально» – «Ну, он хорошие деньги платит. Вот мы слышали, что вам кто-то что-то обещал, это копейки по сравнению…». Я говорю: «Лучше я бесплатно отдам, чем ему продам за любые деньги». Они ушли куда-то, звонят (наверное, убедили его, что те деньги, та сумма, которую они предложили, они подумали, что мне этого недостаточно), говорят: «Все! В 10 раз больше!». Сумма увеличивается десятикратно. Я говорю: «Ребята, вы не понимаете, что деньгами меня невозможно удивить или как-то склонить. Я не буду менять свои принципы, сое отношение к человеку. Сколько бы денег ни было, он не станет лучше для меня». Они ушли, и что глубоко меня удивило, говорят: «Такие деньги, мы не понимаем, что еще хотеть?». И потом сказали: «Ладно, – еще увеличилась сумма. - Любые деньги назови, любые суммы, и куда хотите перечислим или привезем наличные в чемоданах, в составах, в вагонах и так далее». Я уже разозлился и говорю: «Вы не понимаете? Я вам уже сказал, что не буду я с ним иметь дела никакого и не дам ему такой инструмент, которым он пользуется очень по-хамски. Лучше я просто кому-то подарю». Они говорят, мне было удивительно, наверное, у них не принято: «Ну ладно, оставь себе любые проценты, нам дай хоть что-то, если ты не хочешь, чтобы мы пополам заработали, и, давай, на эту сделку соглашайся». Я говорю: «Нет, ребята, все, всего хорошего!». И я ушел. Вот так все закончилось. Мне было неприятно, потому что человек ничем не брезговал тогда, я не знаю, как он сейчас себя ведет. Но тогда вот за один канал, незначительный (потом он стал всероссийским, а тогда вещал в Питере, в Ленинграде и в Ленинградской области), он настолько был настойчив, человек был готов на все.
Корр.: Из-за таких вот подобных случаев Невзоров, который обычно критикует всех, сказал, что Мирилашвили – идеалист. То есть человек, для которого идеалы важнее, чем бизнес и деньги. А для бизнеса это хорошо?
М.М.: Для бизнеса это, может быть, нехорошо, как кажется на первый взгляд. Да, в этом он прав, в этом я с ним согласен. Между прочим, Невзоров тоже представлял его интересы в Санкт-Петербурге, и у него хватило ума не придти ко мне с этим вопросом. Как человек умный, он разобрался, что шансов нет никаких. И я с ним согласен, что в данном смысле я идеалист. Но на первый взгляд, кажется, что для бизнеса надо быть гибким, не надо быть таким прямым, искренним и открытым. Это кажется на самом деле. Кто ищет сиюминутную выгоду, - они так и действуют. А кто думает о своем имидже, о перспективе, и кто честно ведет бизнес и смотрит в будущее, и думает не только о себе, но и об имидже окружающих, о семье, кто благочестив, тот не будет вести себя так.
Корр.: Вы вспыльчивый человек? Вас тяжело вывести из себя?
М.М.: Да, очень тяжело. Я вспыльчивый, может быть, в спорте. В спорте, ох, я ужасно вспыльчивый! В жизни – нет.
Корр.: Вы любите выигрывать?
М.М.: Обожаю! Я люблю выигрывать, конечно. И особенно это в спорте. Допустим, в бизнесе, если у меня что-то не получается, терплю неудачи, потому что я человек решительный и не останавливаюсь на достигнутом, я спокойно к этому отношусь. Но в спорте – это ужас! Я так завожусь и достигаю результатов… Если ли это возможно, то я всегда достигаю результатов. Допустим, в теннисе. Я начал играть в 35 лет и за пять лет (в таком возрасте уже не начинают играть) я уже обыгрывал бывших чемпионов Санкт-Петербурга, мастеров спорта по теннису. За счет техники я бы никогда их не обыграл. Потому что за пять лет невозможно поставить такую технику, как у них. Но за счет характера, за счет чувства мяча (это есть и это сохранилось), слава Богу!
Корр.: А как проигрывает Михаил Мирилашвили?
М.М.: Я стараюсь проигрывать достойно тоже. В спорте это тяжело. И иногда бывает, что, если я проиграл, если я играю три часа в теннис, четвертый час, кому-то проигрываю. Я уже чувствую, что дальше им неудобно сказать, что дальше уже не можем играть. А я, допустим, играем четыре сета – 2:2, я проигрываю 2:1, если три сета, если они проиграли, они говорят, они признают. А я говорю: «Давайте еще!». И никак не могу с собой ничего поделать. Потом начинаю думать, что им же, наверное, неудобно отказать… Вот есть такое. Я должен признать, что проигрывать тяжело. В спорте. В бизнесе я легче проигрываю. Даже сам удивляюсь этому.
Корр.: Какой-то пример, случай, когда вы проиграли?
М.М.: Вот недавно мы с сыном посмотрели утренний отчет и в акциях одной компании, где у нас были вложены крупная сумма денег, проиграли большие деньги. И я посмотрел на сына – какая реакция у него будет? А он улыбается! Мне стало очень приятно. Я тоже улыбаюсь. И я понял, почему он улыбается. Я все-таки задал вопрос: «Славик, чему ты радуешься?». И я правильно угадал. Он говорит: «Папа, хорошо, что у нас вложена энная сумма денег, а не в пять или десять раз больше! Мы бы проиграли в пять или десять раз больше». Вот я так отношусь в бизнесе к проигрышам. И в жизни. Я отношусь так, что все, что ни происходит, все - к добру. Одни и те же люди к одним и тем же событиям относятся по-разному. Одни говорят, что все к лучшему и хорошо, как я отношусь в данном случае, когда я потерял. Я не потерял на самом деле, если посмотреть с другой стороны, что я хотел положить в десять раз больше денег на то, чтобы купить акции, значит, я приобрел. Наоборот, не 25% я бы потерял, а очень много.
Корр.: Советское детство. Космонавтом, милиционером… Помните, кем мечтали стать?
М.М.: В детстве я очень часто мечтал, и чем больше мне нравился какой-то герой фильма, я менял какие-то свои мечты и постоянно повышал эту планку. Но во взрослой жизни (если вам интересно, я расскажу) мечтать, конечно, перестаешь. Надо работать, достигать какой-то цели, действуешь, продолжать работу и совершенствоваться и поэтому мечтать… Я уже давно не мечтаю. Я просто действую и работаю дальше. И в первую очередь, работаю над собой. Потому что мечта, именно для меня - не мечта, а цель – совершенствоваться. И в первую очередь, духовно. Но одна мечта все-таки есть. Потому, что это от меня уже не зависит или в малой степени зависит, я мечтаю о том, чтобы Израиль и Россия стали более дружественными странами. Чтобы их отношения были на таком уровне, как у Америки и Израиля, и даже выше. Потому что у них есть все возможности и все данные для этого. И есть основания, что это возможно. Все условия для этого есть. Каждый четвертый-пятый израильтянин – русскоговорящий. И очень многое связывает Россию – русских – и евреев. Мы же все знаем: знаменитая «русская душа», как говорится. Да, действительно, это особая русская душа. И, слава Богу, я там уже больше 30 лет, 32 года там, да это так. И конечно, о еврейской душе известно всем. Уже 5770 лет. И поэтому они, конечно, обречены на близкие отношения, на дружбу. Но, конечно, я мечтаю, чтобы это было при моей жизни, эти близкие отношения. Я понимаю, что это непросто. Но при нынешних руководителях России это возможно. Там люди решительные. Люди понимают, что это действительно будет очень полезно и для России и для Израиля, для обеих стран, несмотря на то, что не сопоставимы мощь и размеры государств. Россия самая огромная страна в мире, Израиль – маленькая страна. Но Израиль неправильно рассматривать только в рамках Израиля, надо посмотреть, что Израиль – не только географическая страна и все. Возможности Израиля намного шире. Поэтому этот союз будет очень полезным, очень важным для обеих стран. Понимаю, что нелегко решиться на это российским властям, потому что реакция мирового сообщества, в первую очередь арабского мира, не мусульманского, потому что арабский и мусульманский мир – это разные вещи, многие путают, но это разные вещи. Я думаю, что, несмотря на это, надо в этом вопросе быть решительнее. Я не призываю, кто я такой, чтобы призывать? Это моя мечта. И я надеюсь, что с этим смирятся все. Постепенно будут относиться с пониманием и поймут, что это было необходимо, что это было на пользу не только Израилю и России, но и мировому сообществу. В итоге так и будет, я надеюсь.
Корр.: Лето 2000 года – похищение вашего отца. Расскажите про это событие. Что там произошло?
М.М.: Я находился в Израиле, когда мне позвонили и сказали, что похитили отца. Утром где-то в 11 часов. Я в тот же вечер вернулся в Россию, приехал в офис, а там уже все близкие, родственники, представители ФСБ, прокуратуры, милиции, РУБОП, и все они в один голос успокаивают меня, говорят, что все под контролем, отца мне вот-вот должны освободить. Говорю: «Откуда у вас такая уверенность? Знаете где он?». Они говорят: «Да. Почти уверены, что знаем, где он. Потому что эта группа преступников из грузинского ОПС, которая за ним приехала, мы за ней следим уже месяц с лишним. Мы за ними наблюдаем». Но они все секреты не раскрыли. Я так понял, что прослушивали их, следили и снимали. «Поэтому мы вашего отца освободим». Я говорю: «А когда? Если вы все знаете, что вы медлите? Почему не освободите?». Они говорят: «Потому что мы думаем, как сейчас это сделать безопасным для отца, чтобы он не пострадал». Поэтому не было никакой необходимости мне самому лезть в это дело. Я полностью владел информацией, они постоянно мне говорили, как обстоят дела, что, где, как. Но в итоге меня обвинили в похищении похитителей моего отца. Во-первых, абсурдное обвинение. На самом деле многие задавали вопросы, с какой целью похитили отца? До суда я думал и был уверен, что, наверняка, с целью выкупа. Для чего человека похищают? С целью выкупа. Но адвокаты были со мной не согласны всегда и говорили, что «это постановка спецслужб, чтобы спровоцировать вас на какие-то действия». И, слава Богу, меня не удалось спровоцировать на какие-то действия. Во-первых, не было никакой необходимости, как я уже говорил. Потому что ради спасения отца человек может и преступить закон. Когда жизни отца или близкого человека угрожает опасность, тем более он был болен, но, слава Богу, мне ничего не пришлось предпринимать. Я полностью доверился правоохранительным органам, которые очень успешно продвинулись и уже говорили: «Вот-вот мы его освободим». Но своей цели все равно добились, потому что меня все равно осудили, сначала на 12 лет, а потом Верховный суд снизил срок до 8 лет. Ну, сами посудите, если меня судили за похищение похитителей отца, разве за это дают 12 лет? Конечно, нет. Вместе со мной арестовали 40 человек, все мое близкое окружение. Потом за судом остались около 9 человек, якобы через которых я совершил преступление. Во время суда освободили всех, всех оправдали, и я остался один, который неизвестно когда, не известно во сколько, с кем и как, в какое время, с помощью каких людей совершил преступление. Вот было абсурдно и смешно. На самом деле. Они в этом смысле добились своей цели - устранили от жизни, от бизнеса. Это им показалось, что устранили. Как говорил наш духовный наставник: «Не важно, где ты находишься, важно какие у тебя мысли. А если твои мысли хорошие - к добру, к семье, к близким – пройдешь любые испытания». Мысли у меня были добрые и хорошие, поэтому я легко перенес это. Конечно, за это время были трудности, и было невыносимо, но меня это больше укрепляло. Я никогда не считал себя слабым человеком. Я за это время там духовно вырос. Я даже не думал, что могу достичь таких высот. Чем больше человек достигает, тем больше он понимает, что он еще далек до совершенства. Почему это было легко, и я сравнительно легко это пережил? Потому что я отношусь ко всему происходящему не так, что это поражение или проигрыш, а, наоборот, очень позитивно. Все, что не происходит, все к добру. И на самом деле так и получилось. Через 8 лет я стал духовно намного сильнее и богаче. Это нельзя сравнить ни с какими материальными благами. И что немаловажно, мой бизнес за это время вырос очень сильно и процветал. Это к чести наших властей. Они не воспользовались ситуацией, и мой бизнес не пострадал, а, наоборот, вырос в разы.
Корр.: У вас было время подумать, кому это было выгодно?
М.М.: Не знаю, кому это было выгодно, но знаю одно. Во-первых, хочу сказать, Европейский суд меня оправдал. Ну, а кто? Отвечая на ваш вопрос, я не знаю кто мои недоброжелатели. Я их не знаю. До сих пор не могу понять. Больше они из-за зависти сделали, чем мы враги. Я всегда старался вести бизнес аккуратно, не вредя другим, и не переходить дорогу никому. Даже не знаю. Как все думают «он знает, но скрывает». Не знаю.
Корр.: А конкурентов вы своих знаете?
М.М.: Я еще раз говорю: я конкурирую так, чтобы не вредить другим. Не потому что я кого-то боюсь, это мой принцип. Места в бизнесе хватит всем. Достичь результатов и финансовых показателей, вредя другим, это против моего принципа. Я так не поступал. Поэтому я не могут определить, кто может быть заинтересован в моем отстранении от дел.
Корр.: Как вы начинали свой бизнес, связанный с казино?
М.М.: Очень увлекался игрой.И тогда, вы понимаете, не было казино, где можно было цивилизовано прийти, отдохнуть. Мне это очень нравилось. Даже слишком увлекался. И как-то в Лас-Вегасе (в Америку съездил), сыграл в казино и проиграл денег. Вот, как я уже сказал, я во всем вижу хорошее. Удивительно, первый раз в жизни, проигрывая деньги, я получил удовольствие. Это было в Лас-Вегасе. Этот бизнес для таких же увлекающихся людей, как и я. И я решил построить сеть казино. Это был не основной бизнес мой. Это как хобби. Но и как бизнес получился неплохим.
Корр.: А основной бизнес?
М.М.: Очень много направлений: импорт, экспорт, торговля, строительство торговых центров, бизнес-центров, разные виды производства.
Корр.: Что самое трудное в местах лишения свободы?
М.М.: Трудно было, когда приходилось врать. Для меня это было невыносимо. Но в условиях, когда ты от себя не зависишь, приходится быть не совсем искренним. Это очень тяжело. Сейчас конкретно не буду говорить, что, почему и как. Но нельзя быть открытым со всеми, честным, искренним, к сожалению. Честным надо быть всегда, но вот искренним и открытым, и говорить правду нельзя, а это очень неприятно.
Корр.: Вы еврей или грузин?
М.М.: Я еврей, но родился в Грузии. Поэтому я еврей с грузинским акцентом. На самом деле этот акцент у меня, как и у всех грузинских евреев, сохранился. Те, кто именно заканчивал грузинскую школу, не русскую, они все говорят с акцентом. За редким исключением. Есть несколько человек, которые захотели изменить акцент, но они долго мучились с этим, у кого-то получилось, у кого-то нет. Но я хочу остаться самим собой и не хочу менять акцент или стараться говорить специально сознательно без акцента. В некоторых моментах можно говорить без акцента, но я не стараюсь.
Корр.: У вас был случай, когда вы хотели сменить фамилию, чтобы вам не задавали вопрос: грузин вы или еврей? Расскажите об этом?
М.М.: Я не сменил фамилию и, слава Богу. На самом деле был такой настрой не потому, что я к грузинам отношусь плохо, наоборот я им очень благодарен (я жил в Грузии до 16 лет и очень много полезного, я надеюсь, приобрел от грузинов), а потому что меня постоянно принимали за грузина. Я постоянно доказывал, что я не грузин, а еврей. И не совсем тактично, когда сидишь в компании, тебя принимают за грузина и рассказывают анекдоты про евреев. Всегда приходится говорить: «Слушай, ты поаккуратнее, потому что я еврей». Приходится сразу, чтоб все знали. Был один случай, когда перед освобождением приехал ко мне бывший генерал, очень большой чиновник, и говорит: «Михаил Михайлович, я слышал, вы хотите поменять фамилию». Я сказал: «Да». «Почему?» Я объяснил ему причину. Он сказал: «Пожалуйста, не меняйте фамилию». Я не понял, смотрю на него с удивлением. «После того, как ваша фамилия заставила уважать всех Ваших недоброжелателей, в том числе и меня, было бы преступлением менять такую фамилию. Пожалуйста, не меняйте!» - чуть ли не умолял меня. «Я понимаю, что случилось, почему случилось, но я что я мог сделать?» - «Но у меня единственная просьба, что я могу сделать для вас, - попросить не менять фамилию». Я сказал: «Хорошо, я подумаю». И когда я вернулся домой, я отцу рассказал об этой встрече с генералом, как он просил, и говорю: «Папа, что вы думаете?» - «Честно говоря, я бы тоже не хотел, чтобы ты менял фамилию. Почему ты мне раньше не говорил? Я бы подумал об этом». Вот так я осталсяМирилашвили, с грузинской фамилией. На самом деле, это именно еврейская фамилия. Грузины и евреи это понимают и различают, хоть и окончания на «-швили». Мирилашвили бывают только евреи. Именно Мирилашвили. Например, Саакашвили бывают только грузины. То и то на «-швили» заканчивается. Но Мирилашвили бывают только евреи. Мы это помним, наизусть эти фамилии, и я, например, скажу: Шалалашвили – это грузинский еврей. Пааташвили – это грузинский еврей. Когиашвили – это грузин. Это мы просто помним. Если на «-швили» заканчивается, это не обязательно что он грузин.
Корр.: Почему в Грузии уважают Сталина?
М.М.: Не все грузины уважают Сталина. Я читаю, что продвинутые грузины… среди грузин есть разные люди, поэтому я не согласен с вами. Просто у нас привыкли показывать тех, кто заступается за Сталина и тех, кто его уважает. Если человек диктатор, если он принес очень много вреда стране и народу, причем не только русскому или еврейскому, но и грузины пострадали от него, вся страна страдала от него, десятки миллионов пострадали, за что его уважать? За то, что он грузин? Ну и что.
Корр.: Выдающаяся личность.
М.М.: Выдающаяся в чем? Что он добивался своей цели любым путем? Не брезгуя ничем. За сохранение своей власти убивал десятки миллионов советских людей. Это оправданно? Ничего не оправданно. Почему он выдающийся? Да, он умный, талантливый. Но талантливых негодяев у нас в истории очень много.
Корр.: Чем вы занимаетесь в Израиле?
М.М.: В Израиле у меня особой деятельности нет. Я здесь задержался потому, что приехал после освобождения, побыл полтора месяца в Петербурге, потом приехал на праздники, и все еврейские праздники я провожу в Израиле. И так получилось, что на отдыхе на курорте Эйлат умер мой отец, я не хотел маму оставлять одну, ей тяжело и до сих пор тяжело, я остался здесь. Но весь основной бизнес у меня в России. Есть бизнес в Израиле маленький, незначительный по сравнению с Европой и Америкой, по сравнению с тем, что в России, незначительный.
Корр.: Общественные пожертвования в различные организации. Что это за организации? Вы занимаетесь благотворительностью только в Израиле?
М.М.: В России больше. Где основной бизнес, там больше благотворительная деятельность. Например, у еврейских организаций есть такой принцип: они помогают только еврейским общинам. На самом деле я в свое время сказал в Санкт-Петербурге, что думаю, что это не совсем правильно. Я открывал столовые для нуждающихся в каждом районе, а там еврейские благотворительные столовые. Я говорю: «А почему еврейские? Мы же предприниматели-евреи, но деньги зарабатываем в России. Давайте, сделаем так, что столовые и другие акции. Да, согласен, школы мы должны поддерживать, но нуждающихся давайте поддержим всех». Вроде все просто, меня все поддерживали, как правило. Меня добивают простые вещи, которые долго доходят. Поэтому я не беспринципный, каким общинам или группам нуждающихся помогать, надо помогать всем подряд.
Корр.: Какие у вас есть отрицательные качества, которые вам не нравятся?
М.М.: Очень много. Очень много. Я очень требователен к себе. Очень строг к себе. Поэтому я постоянно работаю над собой. Совершенствуюсь и совершенствуюсь. Если я так много работаю над собой, значит, есть отрицательные качества. Но это мои секреты, не хочу раскрывать.
Корр.: У вас вся семья религиозная? По каким принципам вас воспитывали? И что вы взяли из семьи, какие качества?
М.М.: Вся семья религиозная, слава Богу. Какие качества? Чувство сострадания. Мой дед и со стороны матери, и со стороны отца, очень религиозный. Люди выдающиеся, как уже говорили. Расскажу маленький анекдот, если у нас останется время. По поводу «выдающихся». И когда мой дед помогал нищим и нуждающимся, он плакал при этом. Я не помню, мне рассказывали, мне был год, когда он умер. Он плакал потому, что он не жалел, он не знал насколько хватит этих денег и куда потом. Отец пошел еще дальше. Он помогал, он тоже не выдерживал, но он не показывал нуждающимся, с каким состраданием относится, жалеет. Он отворачивался, чтобы те не видели его слез. Отец очень много таких примеров давал. После смерти отца, я от людей такие истории слышу, сколько он добра делал! Скрытно, чтобы никто не слышал, я не думал, что меня кто-то и что-то удивит. Тем более отец, которого я хорошо знал. Я удивлен, как он успевал все это? Я помню, в детстве, когда в синагоге раввин собирал пожертвования и каждый раз должен был объявить, кто сколько дает. Один дает рубль, другой – пять. Ну, максимум 10 рублей, кто-то даст. Когда подошла очередь отца, я думаю, сейчас отец скажет, он поднял руку (я не понял, что он показал) и все. Я так переживал, думаю, ну может сейчас скажет. Все сказали, а ты все равно молчишь. Я пришел домой, расплакался и начал жаловаться маме, бабушке, оказывается у меня такой жадный отец, не дает денег, все отдали, а не дал. Они меня успокаивали, что «такого не может быть, ты, наверное, не понял». Пришел отец, они ему говорят: «Успокой ребенка!» - «Вот там люди давали два, три рубля, а я дал намного больше. И если бы они услышали, я бы их смутил. И поэтому я так поступил». Наверное, настолько был маленьким, я уже помню, я говорю: «Нет, я все равно люблю говорить!». Мне это было важно. Мне вот подали такой пример.
Всё здорово! Всё в порядке!
Один из немногих нормальных людей