Геннадий Бордовский: Будущим учителям истории и английского придется сдавать математику!

В 2011 году абитуриенты, поступающие в педагогические вузы, могут столкнуться с неприятной ситуацией: будущим учителям, независимо от будущей специализации, придется сдавать ЕГЭ по русскому языку, обществознанию и математике. Это происходит из-за вступления в силу образовательных стандартов "третьего поколения". Как могла сложиться такая ситуация? Смогут ли абитуриенты приспособиться  к новым условиям? Почему экзамен не работает как инструмент проверки уровня будущих студентов? Нужно ли вводить новые стандарты в образовании и как воспринимает педагогическое сообщество образовательный стандарт, отклоненный Андреем Фурсенко? Что изменится для школьников, студентов и педагогов после вступления в силу нового закона об образовании? Рассказывает Геннадий Бордовский, ректор РГПУ им. Герцена.

Роман Романов: Илья Алексеевич, я так понимаю, что в этом году ваши студенты, поступающие в институт им. Герцена, крупнейший педагогический вуз, в независимости от того, хотят ли они быть учителями физики, иностранного языка, физкультуры, истории, чего угодно, все будут вынуждены сдавать три одинаковых экзамена - русский, обществознание и математика. Как такое могло получится?

Геннадий Бордовский: К сожалению, мы в этом году сталкиваемся с революционной ситуацией. Потому что традиционно педагогическое образование, направленное на подготовку учителей того или иного предмета, проводилось по семи направлениям. Если говорить о бакалавриате, об этой новой системе (к примеру, физико-математическое образование, естественнонаучное образование, филологическое образование, художественное образование и т.д.), то сейчас, по стандартам третьего поколения, мы имеем только одно направление подготовки педагогов – педагогическое образование. Есть еще психолого-педагогическое, но это достаточно узкая сфера подготовки практических психологов в области образования, это не собственно учителя, традиционно школьные учителя. Это ситуация революционная, потому что мы сейчас примем абитуриентов, абсолютно не зная, какая у них подготовка по тем ключевым специальностям или научным предметам, по которым они потом будут преподавать. Физика, биология, например, иностранный язык и так далее. То есть, на факультет физики поступят ребята, которые ЕГЭ по физике не сдавали. На иностранный язык поступят те, кто иностранный язык не сдавал.

Р.Р.:  И, наоборот, историки должны будут сдавать математику.

Г.Б.: Да. В обязательном порядке. Историки, с физической культурой то же самое. Это, конечно, не столько проблема для абитуриентов, они-то приспособятся, сколько сущностная проблема для построения нашего образовательного процесса.

Р.Р.:  То есть получается, что в этом году вступительные испытания не выполняют свою основную функцию - они не позволяют вам отбирать качественных абитуриентов по тем направлениям, в которых они заинтересованы. Правда?

Г.Б.: Да. Это идеологами рассматривается отбор через ЕГЭ, как достижение. Все как раз и боролись, чтобы была обезличенная процедура приема. Я лично всегда считал, что профессия учителя требует серьезной профориентационной работы. Желательно, чтобы люди не случайно пришли в вуз, а заранее себя соотносили с тем, что они хотят быть учителем, что это такое. Система профориентационной работы сегодня практически исчезла. На самом деле, все решает балл ЕГЭ. И как он получен, кем и почему люди к нам пришли – это будет большой вопрос.

Р.Р.:  Скажите, а может ничего страшного с тем, что сложилась такая экзаменационная ситуация и не произошло?  Просто вам придется лучше учить и больше отсеивать на первом курсе.

Г.Б.: Вы знаете, это любопытная аргументация. Дело в том, что действительно выход один. Либо найти способ подтянуть все до определенного минимального уровня, либо очень сильно отсеивать. Если будем подтягивать, то мы сталкиваемся с тем, что будем педагогов теперь учить 4 года, вместо 5 лет. То есть это еще и совпадает с сокращением срока подготовки. То сеть лишнего времени на вытягивание или «дотягивание» нет. Это с одной стороны. А с другой стороны, второй закон, который сегодня принят о том, что вузы все переходят на субсидии и уходят от сметного финансирования, приводит к тому, что любой отсев ведет к сокращению финансирования вуза. И это чревато такими последствиями, влияние которых трудно сейчас предсказать.

Р.Р.:  В Интернете завершилось обсуждение закона «Об образовании», теперь наступило время экспертам высказывать свое мнение. Скажите, вы читали этот закон? Что вы о нем думаете?

Г.Б.: Вы знаете, достаточно много здравого в этом законе и я не отношусь к числу тех людей, которые говорят: «Ничего не нужно делать». Нет, это все так. Я сторонник того, что всегда надо анализировать последствия. Могу сказать, что этот закон, вообще говоря, революционный. Потому, что он ставит вузы в другую ситуацию, в которой они раньше не находились. Во-первых, ситуация очень высокой конкуренции со стороны негосударственных структур. И поэтому, объективно, наверное, многие вузы поделят с негосударственными университетами какие-то направления, специальности, абитуриентов. И это одна сторона вопроса. Вторая сторона вопроса – это конечно, субсидирование – это совсем не приемлемая с точки зрения внутренней психологии вузов ситуация. Субсидии не учитывают саму материальную базу. Значит, вузам надо думать как использовать эту материальную базу, ее излишки. С другой стороны, конечно, понятно, что вузы начнут заниматься более широким спектром услуг.

Р.Р.:  Могли бы вы мне тезисно объяснить, что изменится после принятия этого нового  закона об образовании? Что главное, по вашему мнению?

Г.Б.: Главное, как я уже объяснил, это переход в другой юридический статус. Мы теперь, и не только мы, все учреждения образования переходим в статус некоммерческих организаций, организаций некоммерческого партнерства. Значит, совершенно другое законодательство, другая система управления финансами, другая система финансирования, другая система нашего участия в дележе бюджетного пирога, который все равно будет направлен на это.

Р.Р.:  А сейчас это государственное образовательное учреждение? 

Г.Б.: Да. Государственное образовательное учреждение. И государство несет всю ответственность за его существование, работу и т.д. А по новому закону субсидиарную ответственность с себя государство снимает полностью. То есть оно оставляет некие контрольные функции, чтобы не распродали без разрешения собственность, чтобы она не ушла с молотка, особо ценное имущество. Но на самом деле, ответственность государство не несет. Это одно. Есть структурные вещи, которые сегодня предусматривают иную структуру высшего образования. Напомню, сегодня к высшему образованию относятся колледжи, институты, академии и университеты. Академии теперь уходят из списка учреждений высшего профессионального образования, потому что они относятся только к части повышения квалификации, переподготовки. Но зато колледжи поднимаются практически на уровень институтов, потому что предлагается давать им прикладной бакалавриат. А это уже система, которая, по-видимому, должна сказаться на кадровом составе. Потому, что сегодня колледжи не оценивались по количеству профессоров докторов наук и т.д. Проблема в том, что если колледжи или институты будут заниматься только подготовкой кадров и у них не будет подготовки аспирантуры, научных исследований, то какой уровень профессуры там будет? А это значит, что диплом бакалавра, который будет получен в колледже, и диплом бакалавра, который будет получен в университете, вряд ли будут эквивалентны на практике, потому что он совершенно в иной образовательной среде будет получаться. Это, опять-таки, вызов, который надо будет как-то решать.

Г.Б.: Это вопрос чрезвычайно важный. Я так понимаю, вы сейчас говорите о стандартах общего образования. Здесь я могу показаться неким консерватором, ретроградом. Я не могу в полной мере согласиться с концепцией этой школы и этого стандарта, потому что я глубоко убежден, что сегодня современный человек должен иметь некий серьезный базис, который обязателен для всех. Этот базис в определенной гармонии должен содержать и гуманитарные дисциплины, и естественнонаучные, математические, физическую культуру. А стандарт во главу угла ставит выбор школьником определенного набора, более того, этот выбор еще и ограничивается. Обязательные четыре (предмета), а остальные могут выбираться, да и то не произвольно. Скажем, нельзя одновременно выбрать математику и физику или информатику, физику и математику. То есть, на самом деле, это раскачивает ситуацию. Это делает ее не прогнозируемой. Она в какой-то степени делает самого школьника заложником неправильного выбора, поскольку очень трудно потом в жизни ему будет изменить собственный вектор. Надо иметь в виду, что ему 14-15 лет этому человеку, и сам он это выбрал или родители подсказали, или совершенно случайно так получилось – в силу того, что это легче ему дается. Поэтому, на самом деле, я бы тоже был сторонником того, что надо очень серьезно обсудить эту проблему.

Р.Р.:  О чем должен говорить тот факт, что такой стандарт появился? И вообще, по-вашему, какого человека хочет получить на выходе наше государство, наши чиновники от образования? Ведь система образования – это в каком-то смысле такой механизм, который формирует человека и нам выдает на выходе некий продукт. Вот что это за продукт? Каким должен быть человек, прошедший через российскую систему образования?

Г.Б.: Вопрос в точку. Вы понимаете, что произошло у нас? У нас произошла очень серьезная социально-экономическая революция. Мы ушли от социалистической системы как от основы нашего общества, и перешли к рыночным отношениям, причем они более рыночные, чем даже в таких старых капиталистических странах, как страны Европы. А система образования, она сформировалась и удерживала нашу социалистическую систему, она вписывалась в этот рынок с трудом и оставалась «идеологически» прежней.  И задача правительства, и не один раз об этом говорилось, - через систему образования сформировать человека, который бы сумел жить в этой новой «капиталистической реальности». А это значит, надо повышать то, что у нас было наименее развито: чувство ответственности за себя, чувство внутренней свободы, право выбора. И вот все реформы, которые в системе образования происходят, они в этом направлении, в это русло идут.

Р.Р.:  Советник президента Аркадий Дворкович высказал мысль, что студентам стипендию платить не надо, а лучше пытаться их устроить на какую-то работу, давать им возможность дополнительного заработка. Как вы относитесь к этой идее?   

Г.Б.: Дело в том, что переход на стандарты третьего поколения, на которые все переходят, на бакалавриат и магистратуру, требует совершенно иной технологии образовательного процесса. Она сегодня  не может в принципе быть реализована через наши традиционные: «послушал лекцию, записал, рассказал профессору, выступил на семинаре раз в месяц – тебе поставили зачет». Сегодня для того, чтобы в сокращенные сроки, за четыре года не уронить уровень образования, качества образования, студент должен работать помимо своих шести часов в университете еще шесть часов самостоятельной работы. Так работают все студенты в свободном мире и так должны работать наши студенты. У них нет времени на подработку, тем более такую, которая позволила бы им жить. На самом деле, в той же Америке они работают 2-3 часа в день, а может быть и не каждый день, только в субботу и воскресенье. Сегодня сколько можно у нас заработать за 2-3 часа в неделю? И какая это будет работа, чтобы за нее заплатили так, чтобы он мог жить месяц и питаться? Кто будет его сегодня содержать? То есть, на самом деле, надо решить проблему социальную. Тогда можно будет сказать, что есть сегодня возможность у вас, дорогой студент, взять кредит под 2% годовых, вы будете жить, потом пойдете на работу и будете оплачивать в течение пяти лет этот кредит, и вы не почувствуете себя голодным и раздетым.  Пока это не создано, менять и разрушать ту систему, которая хоть как-то социально поддерживает сегодня наших студентов, мне кажется, очень пагубно.

Р.Р.:  Геннадий Алексеевич, сейчас мы много говорим и читаем в официальных документах о том, что на выходе наша система образования должна формировать свободного человека, человека, который обладает внутренней свободой, свободой выбора, умеет свободно ориентироваться в окружающем мире и т.д. Слово «свобода» очень много звучит. Мне кажется, что этот современный человек и лучше ориентируется в каких-то практических вопросах, но, по сравнению с вашим, например, поколением, поколением моих родителей, этот человек не имеет некой общей, связной картины мира. И в этом смысле им намного легче манипулировать, легче на него влиять и, конечно же, он менее свободен. 

Г.Б.: То, о чем мы с вами говорили, и есть основание для такого опасения. Очень важно каждому человеку опираться на собственный разум. А разум развивается за счет серьезного системного образования. Потому, что трудно быть человеком разумным, если твое образование однобоко. И поэтому, конечно, система образования – это залог успеха и отдельного человека, и общества в целом. И это ответственность тех, кто формирует эту систему, тех, кто работает в этой системе. Она очень велика перед будущим поколением, это уж на 100%. Да и поколение нынешнее все равно, так или иначе, через образование становится более конкурентным и имеет горизонтальную мобильность и т.д.

Р.Р.:  Спасибо, Геннадий Алексеевич! Надеюсь, не в последний раз.

Г.Б.: Спасибо вам!