"Больничные" клоуны в России: анкета Piter.tv о профессии и поддержке

0 0

Piter.tv поговорил с клоунами и выяснил, как они помогают пациентам и как устроена их профессия в России.

Больничная клоунада в России появилась не так давно – чуть больше десяти лет назад, а в мире она существует около 30 лет. Клоуны договариваются с главными врачами больниц и по графику навещают детей или взрослых в больнице. Доктором-клоуном может стать любой желающий после обучения в школе. Piter.tv поговорил с клоунами и выяснил, как они помогают пациентам и как устроена больничная клоунада в России.

Доктор Джанка, Дарья Зарина, основатель и руководитель организации профессиональных больничных клоунов Петербурга, уже 13 лет занимается больничной клоунадой в Петербурге. В эту профессию пришла в 2008 году, тогда она прочитала статью о больничных клоунах московского проекта "Доктор Клоун". Дарья загорелась идеей стать больничным клоуном, связалась с организаторами, но обучать ее отказались, вместо этого предложили открыть филиал в Петербурге. Теперь в их штате около 12 клоунов, которые посещают 12 больниц.

В Петербурге есть филиал московской организации АНО "Больничные клоуны", его открыл художественный руководитель Константин Седов. Клоунесса Дарья Терещенко, которая работает в нем, пришла в больничную клоунаду более 9 лет назад. Будучи студенткой в театральном вузе Дарья ставила клоунские номера, а больничная атмосфера никогда не пугала ее. Когда Дарья увидела объявление "ВКонтакте" о том, что в Петербурге идет набор в школу больничных клоунов, которую организовывал Седов, то она поняла, что хочет этим заниматься.

Клоун Олег Духовников в это профессии уже три года, начинал вместе с самарским благотворительным фондом "Личное участие". Он знал о клоунаде по паре художественных фильмов, но уже тогда понимал, что это сплошная импровизация и его направление.

Клоун – это волонтерство или профессия в России?

Олег Духовников: я работаю уже три года и это чистое волонтерство. Конечно, иногда помогал фонд с реквизитами и треннингами, но и тогда я совмещал работу в типографии и клоунаду.

Дарья Терещенко: Наша организация не волонтёрская. Мы все профессиональные больничные клоуны, которые проходили обучение, каждое лето мы повышаем квалификацию в Москве на семинарах, где занимаемся тренингами. Каждый клоун получает зарплату, конечно, не такую большую как наши коллеги клоуны из других стран. Поэтому все клоуны занимаются чем-то ещё, клоунада - это не основной заработок.

Дарья Зарина: Я уже в профессии 13 лет. О том, что это профессия, я узнала на третьем году существования: технически я была в волонтерстве, а потом начала ездить заграницу и осознала, что это профессия и начала топить за профстандарты.
Клоунских организация много. И это очень хорошо, очень здорово, что люди хотят этим заниматься на любом уровне: от нерегулярного волонтерства до профессионального уровня. Но клоунских групп много и у них есть общая болезнь – мы осознаем себя волонтёрами, даже те, кто работает за деньги. Это присуще всем работникам социальной сферы, просто в силу того, что в обществе так несерьезно к этому относятся.

Волонтерское сознание, не очень зависящее от оплачиваемости, а для больницы мы бесплатные, то есть к нам и отношение: "ну есть и хорошо". Сочетание эти факторов – замкнутый круг – нам этот прыжок профессиональности сложно сделать, но я уверена, что он будет сделан.

Для клоунов врачи и медицинский персонал – это коллеги или пациенты в халатах?

Олег Духовников: В плане больничной иерархии какими бы мы не были клоунами - профессиональными или волонтерами - мы стоим на низшей ступени. Над нами родители, медсестры и врачи. С другой стороны, нам приятно осознавать, когда нам говорят доктора, что наша деятельность очень помогает. Мы психологически поддерживаем и помогаем быстрее выздоравливать детям.

Дарья Терещенко: Врачей можно назвать нашими коллегами. Клоуны, как и врачи, часть больницы. Клоуны важны в больнице, мы лечим смехом. Но, конечно, работа врача гораздо сложнее и ответственней, у нас совершенно разные задачи, поэтому мы стараемся уделить большое внимание не только детям, но и врачам - отвлечь от больничных будней. Но здесь есть тонкая грань: главное не переборщить с юмором, важно чувствовать настроение, оценивать ситуацию. Первое место перед посещением палат это - ординаторская, где врач сообщает нам к кому можно заходить, а к кому нельзя, с кем можно пообщаться из коридора. Были случаи, когда нас пускали в реанимацию, мы работали через окно.

Дарья Зарина: Когда начинаешь работать регулярно, отношение и осведомлённость меняется, но все это очень индивидуально. На самом деле, мы так уперты во врачей, а те, с кем мы больше взаимодействуем, и те, кому мы больше пользы приносим, это медсестры. А мы эту аудиторию упустили. Да, врачи осведомлены об этой науке и хотят сотрудничать, но мы чаще и ближе к среднему медперсоналу.

Мы работаем со всеми: начинаем с ребенком и с родителем, и снижаем тревожность всей системы, а также снижаем выгорание медперсонала. В работе сестра - это коллега, над которым ты прикалываешь. Мы не на равных, т.е. они делают что-то, а мы помогаем и тем и другим. Если у ребенка я отслеживаю, что с ним – ему больно или тревожно - то начинаю точечно работать. С медсестрой работаю также, как с напарником, но она мне не подопечная в этот момент.

Клоуны только для детей? Работаете со взрослой аудиторией?

Олег Духовников: Мы в Саратове не работаем со взрослыми пациентами. Да и сам я хочу работать с детьми. У них сильнее детская эмоция, и грустинка, и боль, и радость. У взрослых - маски и разочарование в жизни – это все трудно лишний раз через себя пропускать. У меня не получается. Я вот с детьми работаю.

Дарья Терещенко: Сначала мы работали только с детьми, но наша организация развивается, и мы осваиваем новые направления. Наши зарубежные коллеги уже давно ходят к взрослым пациентам. Сейчас мы посещаем взрослый хоспис, и ходили еще в дома пожилых. Работать со взрослой аудиторией мы начали еще до пандемии, т.е. уже 3 или 4 года. Но все равно больше работаем с детьми.

Дарья Зарина: Мы сопровождаем дом, где живут взрослые инвалиды с ментальными особенностями, работать с ними начали в пандемию в онлайн-формате. Мы начали проект с Домом сопровождаемого проживания (ГАООРДИ) и начинали потихонечку проект с геронтологическими, т.е. со страшим возрастом. Там тоже очень хорошо показывает больничная клоунада, только мощностей не хватает.

Почему клоуны работают в парах, а не по одиночке?

Олег Духовников: Во-первых, это психологическая защита. Выходы длятся по два часа, и за это время ты берешь на себя все эмоции – врачебные, детские, родительские, свои. С напарником ты можешь все обговаривать, обыгрывать, а еще он может тебя поддержать и подхватить.

Есть один юридический момент: у тебя есть свидетель, что ты не делал ничего плохого. Были случаи, когда кто-то из детей подставлял, потом пошли разбирательства, конечно, клоуны были оправданы, но ситуация неприятная. Даже самые индивидуалисты быстро понимают, что нужно работать в паре – это быстро, легко и безопасно. А вот в тройках бывает тесно. Ребенок может испугаться, что много человек в палате. Я знаю, что в Израиле работают по одному, но это очень сложно психологически.

Дарья Терещенко: Вообще всегда работаем в парах, но бывают спонтанные ситуации, когда партнер заболел, и ты можешь работать один. Это всегда лучше, когда их два, может быть история "рыжий-белый". Ребенок может просто наблюдать за двумя клоунами, которые разыгрывают историю.

Дарья Зарина: Есть такая практика работать по одному, например, Израиль недавно перешел на такой формат. Я вот у них спрашиваю: "Зачем?". У них логика такая - у пары есть свои преимущества, но работая в одиночку, ты становишься в пару к медсестре и больше ей помогаешь. В парной работе клоунов третий к ним не присоединится, т.е. они меньше введены. У работы в паре есть куча плюсов, но работая в одиночку, ты больше открыт для пациента. Но и для работы одному нужно много сил.

Какой график работы у клоунов?

Олег Духовников: Мы придерживались графика не больше выхода в неделю. Мои амбиции и энергия говорили, что я могу выходить куда больше, но из-за основной работы получалось выходить только два раза в неделю. Но если больше, то очень быстро устаешь.

У меня случилось выгорание месяца через два после работы в клоунаде, но и то только потому, что у меня тогда было много работы – две работы, волонтерские спектакли, актерская подготовка.

Дарья Терещенко: Обычно 8 выходов в месяц, минимум 3 выхода. В больнице мы проводим от двух с половиной до трёх часов. В среднем клоун проводит в палате 10-15 минут, иногда меньше, но бывают исключения. Однажды мы провели в палате более часа, тогда мы ходили к девочке, которая потеряла зрение из-за опухоли. Девочку звали Холжён, она любила разговаривать с нами. По нашим голосам определяла, какие у нас волосы, как мы выглядим, мы болтали и шутили на разные темы, забыв про тайминг, просто находились в моменте - здесь и сейчас - понимая, что для девочки очень важно общение с нами и сложно отказать в такой ситуации, когда ребёнок просит задержаться.

Дарья Зарина: Обычно два клоуна ходят один раз в неделю в больницу. Мы хотим перейти на два раза в неделю, но это как денег найдем. График посещения больницы — это святая корова, которая устояла в карантин. Важно, что в больницу раз в неделю клоуны приходят, и это график мы выдерживаем, а идеальность внутри - те же ли клоуны придут и тот же это будет день… здесь есть проблемы, и мы боремся с этим.

У нас существует выездная служба клоунов, но это не аниматорское агентство на праздник. Мы выезжаем к детям с тяжелой инвалидностью или получающим паллиативную помощь на дому. У нас уже есть навык, дальше вопрос денег. Выезжаем, если есть какие-то бюджеты или от АНО "Детский хоспис", от фонда "Идем вместе". Запроса много, служба есть, влить бы в нее финансы.

Как работали в период изоляции? С какими сложностями столкнулись или было, наоборот, легче?

Олег Духовников: Мы долго готовились к выходу в онлайн. Только к концу декабря получилось запустить онлайн-конференции. И команда не разбежалась, это была такая проверка временем для коллектива. Интересно, что расширился круг подопечных - кто-то звонил из Чебоксар, из московского "Дома с маяком", из области. Часто детям нужно, чтобы их просто слушали. У нас была девочка в онкологии, мы пришли, а она нам фокусы показывала. Мы внимательно смотрели, искренне поддакивали, обменялись фокусами. В онлайне в одиночку не так страшно.

Дарья Терещенко: Мы в период изоляции перешли даже на другой формат, потому что тяжело было технически установить связь с детьми в больнице. Тогда мы начали работать со всеми детьми. Также хочется отметить, что в это время все дети в той или иной степени испытывали стресс, так как остались заключены в свои четыре стены дома, без школы, друзей, кружков. Поэтому родители охотно заказывали звонок клоуну и этим поддерживали нашу организацию в непростое для неё время.

Вообще было интересно, все клоуны созванивались в зуме, обменивались способами, как увлечь ребенка через экран. Мой супруг тоже больничный клоун, на время изоляции мы оборудовали одну комнату под студию – сделали фон из детского красочного пододеяльника, выходя на связь с ребёнком мы использовали разный реквизит, например, детскую удочку, с помощью которой ловили рыбу и которую ребёнок помогал нам тянуть через экран, а еще различные детские игрушки и книги. Иногда получалось настоящее волшебство, главная задача была - отвлечь ребёнка от постоянных уроков, заданий, грустных мыслей".

Дарья Зарина: В онлайне тяжело, совсем тяжело, это как массаж впрямую или через три слоя одежды и еще человек вырывается. Тяжелее в силу вида связи удерживать внимание, и при этом ты в десятки раз ограничен по функционалу. Его становится меньше: ты не можешь ни поиграть, ни побегать, ни повзаимодействовать физически, а усилий для удержания внимания больше. Конечно, тяжело. Это нас продвинуло, и мы можем намного больше, и сами с ума не сошли в карантин.

Существует школа-клоунов, охотно идут, большой выпуск? Сколько длится обучение?

Олег Духовников: Нам фонд предоставил на целый день мощный тренинг, тогда был первый экспериментальный набор. Мы обучались в основном сами по видероликам, кто-то ходил на актерские курсы самостоятельно. Позже начали подтягиваться волонтеры и помогать нам. А в начале мы шли по минному полю, конечно. Обычно проходят три набора в год. У нас в штате было 16 активных клоунов. Например, на первый набор приходят человек восемь, остаются шесть, а работают максимум 2-3 человека. Обычная статистика.

Дарья Терещенко: На протяжение полугода мы учились, у нас были различные актерские курсы. К нам приезжал наш художественный руководитель Константин Седов, проводил все занятия и тренинги. Мы учились быть клоунами: различные этюды, тренинги "рыжий-белый" клоун. Затем мы выходили с клоунами-профессионалами, но мы тогда безмолвно наблюдали за их работой.
Нам обязательно нужно было пройти 15 выходов бесплатно. Это однозначно профессия, а не волонтерство. Мы постоянно повышаем квалификацию, проходим тренинги и семинары. У нас сейчас работает 7 клоунов и два стажера, сам выпуск небольшой.

Дарья Зарина: Она каждый раз возникает, когда нам нужно найти новых людей, и в этот момент у нас происходит найм с обучением. Мы еще не учим на рынок, потому что какой смысл учить, если рынка нет, это довольно жестоко. У нас она длится две недели, а мы конечно хотим больше, потому что этого слишком мало.

Самая главная способность будущего клоуна - это способность устанавливать контакт глазами, потому что этому почти невозможно научить, а это то с чем мы работаем. Всему остальному можно научить. Мы рассказываем о том, что такое больничная клоунада, потому что часто люди приходят с представлением об этой профессии, как о добром волонтерстве, феерическом шоу в больнице, а это часто скучная работа: сидишь на уколах и помогаешь. И я рассказываю почему так, а не иначе.

Мы набрали стажеров в очень короткие сроки, меньше чем за неделю, потому что был март и карантин. К нам приходили 40 человек на отбор, а взяли десять. Идут, но надо больше.

С какими стереотипами сталкиваетесь в профессии?

Олег Духовников: "Клоун должен веселить" - да ничего подобного! Он должен побыть рядом, погрустить, если ребёнок хочет грустить, что угодно, просто быть рядом.

Дарья Зарина: Представление, что мы волонтеры и те, кто о нас пишет, и те, кто к нам приходят. Они думают, что могут этим заниматься все выходные, но, спасибо, мы работаем в будни и по утрам. Этим нельзя заниматься время от времени. Это самый болезненный стереотип.

Мой самый любимый стереотип - это такая житийность, которой наделяют всех, кто давно работает в НКО. Я ее прямо наблюдаю, когда читаю статьи о благотворителях, и ты думаешь: "да не может же быть, они живые люди". У всех у них была успешная карьера, да 80% НКОшников пришли из офиса, потому что вся работа в офисах, за исключением асфальта укладчика. История о том, что он бросил успешную карьеру и пошел служить обществу, хотя подавляющее большинство пришли с каким-то личностным кризисом или те, кто уже всего достиг в своей профессии. В общем очень разные истории, а стереотип, что всех шарпит и все одинаковые. Все живые люди, ни у кого крылья не растут. Нет, истории про "все бросил" не существует. Больше народа тогда рассматривали бы вопрос о благотворительности, если бы не было этого шаблона.