Журналист Олег Кашин: "Почему Путин так не любит Петербург?"

Журналист Олег Кашин в начале мая прекратил сотрудничество с радио "Комсомольская правда": его можно было услышать в прямом эфире на протяжении двух лет. Расставание с радиостанцией стало только формальным поводом для диалога с Piter.tv – мы обсудили последние новости из Петербурга, оценили медийный образ Северной столицы и углубились в литературную тему.

После объявленного расставания с радио "Комсомольская правда", судя по всему, у вас ожидается небольшой отпуск. Если оглянуться назад, какие затронутые темы в эфире могли стать поводом говорить, что вот тут вы – как указывал главный редактор "КП" Владимир Сунгоркин – пересекли "двойные сплошные"?

Если в самом общем виде, иерархия опасных тем с точки зрения либерального фейсбука и с точки зрения Кремля мало в чем совпадают. То есть были моменты, после которых мне писали какие-то знакомые – "ааа, тебя выгонят", но никто не выгонял. А тут - наоборот. Но прямого ответа я вам не дам, как говорится, не моя тайна, а с "КП" отношения у меня по-прежнему нежнейшие.

 

Главный редактор "Комсомольской правды" Владимир Сунгоркин и президент РФ Владимир Путин. Фото: kremlin.ru

 

К нам в "Русскую жизнь" в конце нулевых заходил Станислав Белковский, бывший тогда во всевозможных стоп-листах, в том числе и для нашей редакции, и мы смеялись - вот, как будто семидесятые, и в "Литературку" зашел диссидент, вроде пьет со всеми, и анекдоты рассказывает, как у всех, но всех печатают, а его нет. Вот у меня сейчас так.

Трендом этой весны выглядит повышенное внимание силовых ведомств к сотрудникам медиа – от обысков до внесения в реестр иноагентов: можно вспомнить новости про Doxa, Vtimes (СМИ признано Минюстом РФ исполняющим функции иностранного агента), "Проект", "Важные истории" и многие другие. На фоне ликвидации организаций сторонников Алексея Навального, его заключения и самоликвидации "Открытой России" (неправительственная организация, признанная в России нежелательной) не создается ли у вас ощущение того самого условного "транзита власти" и полной зачистки информационного поля к нему? То, что это приурочено к думским выборам, выглядит несоразмерной перестраховкой или все-таки нет?

Что-то мне не верится, что если бы не было повода, то не было бы и репрессий. События же развиваются линейно много лет: 2001 был несвободнее 2000-го, 2006 - несвободнее 2005-го, 2015 - несвободнее 2014-го. Сейчас пришли в 2020-й, и если запрещать не ФБК (организация, внесенная Минюстом России в список НКО-иноагентов) и не "Медузу" (по решению Минюста находится в списке СМИ-иноагентов) – а что же тогда запрещать? Все логично, и даже повод не нужен. 

После внимания силовиков к "расследовательским" СМИ и активистским медиа абсолютно параллельной реальностью выглядит растущая самостоятельная медиаимперия телеведущего Владимира Соловьева, где не скупятся на грубоватые оценочные суждения в адрес условных "либералов". Как вам кажется, это может вырасти в нечто большее, чем многочасовые стримы?

Насколько могу судить, и в телеграме, и в ютубе Владимир Соловьев - один из тех, кто доказывает Кремлю свою эффективность и успешность в качестве героя соцсетей. Побивает, так сказать, Дудя на его территории. То есть реальная его битва – не со мной, не с Навальным и не с Америкой, а прежде всего с Маргаритой Симоньян и Кристиной Потупчик. Им он, я думаю, проиграет - как к ним ни относиться, они умнее и талантливее его.

Со стороны, ваше внимание привлекают какие-то последние новости из Петербурга? Как вам эстетически проект "Лахта-Центра-2"?

В этом неприлично сознаваться, но то, что мы видим на рисунках, мне скорее нравится. Уважаю консерватизм петербуржцев, но неизменность облика города, когда современные фотографии неотличимы от старинных гравюр – это все-таки утопия.

 

Фото: скриншот видео пресс-службы ПАО "Газпром"

 

После истории с доцентом Соколовым "расчленёнка", конечно, стала медийным символом Петербурга. Это, скорее, инфоцыганство и натягивание совы на глобус. Любую подборку новостей можно отфильтровать так, что может создаться впечатление, что, например, в этом городе убивают только таджиков или русских. Поэтому на, извините, Расчленинград мы не обращаем внимание. 

Тут, скорее, стоит говорить про вашего кошмарного губернатора. Есть загадка, которую я когда-то называл "родовым селом Владимира Путина". Уже даже Валентина Матвиенко кажется идеальным губернатором, императрицей - хотя современники её не очень любили. Ведь и Полтавченко, и Беглов кажутся какими-то совершенно кошмарными, провинциальными руководителями великого города с областной судьбой. Почему Путин так не любит Петербург, почему он не хочет найти для этого города фигуру, адекватную городу по талантам и по масштабу? Ведь банально – назначь Медведева, любимого назначенца, который без дела сидит. Наверное, это главная черта города сегодня. 

В одном из стримов вы сказали и про Великий Новгород: "унылый городишко, непонятно, что там делать. Был один раз". При этом вы регулярно говорите о том, что вам больно за Северо-Запад России, потому что это и есть та настоящая Россия. Нет ли тут противоречия? 

Прошу не обижаться. Я действительно был у вас один раз и давно. Может быть всё изменилось к лучшему, тем более, что Великий Новгород популярное туристическое направление. Но противоречия, конечно, нет. Из исторической Руси давно, ещё в советские годы, сделали унылые городишки. 

Сейчас, когда закрыты границы, я наблюдал за своей родиной – Калининградской областью. тоже Северо-Запад. Люди, привыкшие ездить в Европу, в 2020 году поехали искать следы Европы в Калининграде. И, оказывается, что следов Европы там гораздо меньше, чем принято думать. 

Посмотрите, есть Великий Новгород – старинный русский город. И есть старинный немецкий город Тевтонского ордена Кёнингсберг. Они всего 70 лет живут общей судьбой. И по итогу, к сожалению, про эти два города можно сказать – "унылый городишко". 

У вас в телеграм-канале есть архивное видео, где вы рассказываете о журналистской работе. Кроме шуток, классный документ эпохи. Там была прекрасная цитата про "выживает сильнейший, каждый сам за себя". Как с того времени вы пришли к постоянной литературной деятельности? С чего всё начиналось? Кто подал идею, что газетные очерки надо собрать в одну книгу? 

Я экспериментировал с двумя формами книг – это были сборники очерков, а также книги как сознательно создаваемый продукт, большая форма. Не могу сказать, что все эксперименты можно назвать успешными. На момент съёмки того видео, на которое вы ссылаетесь, у меня за плечами было уже две книги. Во-первый, это сборник моих газетных "ученических" колонок "Всюду жизнь", который и для меня стал сюрпризом. Его выпустили в маленьком, но гордом издательстве Глеба Павловского. 

Наполовину оно состояло из такой кондовой пропаганды – того, что в Советском Союзе называлось политучёба. Вторая половина их изданий – это эксклюзивные и уникальные гуманитарные книги, монографии. И в день моего 25-летия Глеб Олегович сообщил мне, что без моего ведома он издал мои колонки книгой и дарит мне часть тиража. Мне было приятно. На обложке этой книги, кстати, я был нарисован в футболке "Идущих вместе". До сих пор вижу эту обложку в каких-то спорах про меня – мол, "вот Кашин был нашистом". Нет, не был – я получил эту футболку на митинге в день второй инаугурации Путина в 2004 году, который я освещал. А в футболке фотографировался на вечеринке с коллегами в "Коммерсанте". Фотография на обложке – оттуда. 

Эта книга – сборник эссе такого окололиберального журналиста. Я тогда дружил с активистами "Яблока", СПС. Среди них был и Навальный. Я про них всех писал – часто критически, немного разочарованно. И эти тексты вошли в сборник "Всюду жизнь". Его, кстати, использовали в учебной программе на "Селигере". Это была середина нулевых – и когда я вижу себя на фотографиях тех лет, то понимаю, что это другой человек. И мне сорокалетнему было бы с ним не очень интересно. 

Если говорить о цельных книгах, которые ты целенаправленно садишься и пишешь, то у меня их четыре или пять. Знаете, ещё с допутинских времён было ощущение, что ещё вчера у нас было больше свободы. И на рубеже нулевых и десятых, когда не осталось никакого телевидения – "Дождь" тогда выглядел таким любительским не вполне телевидением, при всей к нему любви, когда стало понятно, что независимая журналистика уходит и вместо неё начинается пропаганда. Я в своих интервью тех лет говорил – мол, посмотрите, стихи Дмитрия Быкова, которые читает Ефремов, это гораздо более жёсткая и актуальная политическая журналистика, чем то, что делают журналисты отделов политики в газетах. И тогда я понял, что тоже хочу при помощи какого-то выдуманного повествования совершать свои журналистские высказывания в новой форме – такой принцип "проза как медиа". А как всё это началось. 

Помню, что в 2009 году меня в восторг привела книга Терехова "Каменный мост". И все критики отдела культуры "Коммерсанта" от неё плевались – мол, пошлятина, графомания и так далее. И я рассказал коллегам, что мне книга дико понравилась. Ну, меня попросили написать рецензию. Я написал. И пока работал над ней, понял, что главный месседж, который хочу донести до читателя, не в том, что книга хороша или плоха. 

Я подчёркивал, что сама эта проза журналиста Терехова, который работал в газетах и журналах 30 лет, это его месть окружающим, себе и времени за его профессиональную биографию. И я, сформулировав ценность журналисткой прозы в рецензии, подумал – а не написать ли мне что-то подобное. Сел, написал "Роиссю вперде". И я прекрасно понимаю, что я слабый прозаик, не прогремевший, но этой книгой я сильнее всего дорожу. Это был такой ремейк романа Лазаря Лагина "Патент АВ". Если кто помнит, то это повесть с таким сюжетом – в выдуманной латиноамериканской стране изобрели эликсир, который превращает поросёнка в свинью за пару часов. И ЦРУ использовало его в своих злых целях - и зачем-то превращало детей во взрослых.

Я перенёс действие в медведевскую Россию и написал такой роман-фельетон. Мне, конечно, это занятие понравилось, после этого я написал ещё несколько книг. Среди них и книга про Горбачёва "Горби-дрим" - тоже абсолютно выдуманная. Меня всегда веселило, когда я видел её в продаже среди реальных книг по истории. И некоторые люди, знающие меня много лет, спрашивали – неужели ты так много лет близко общался с Горбачёвым и ничего нам не рассказал. Эта всё была такая игра, которая мне всегда казалась продолжением моей работы в газетах и журналах. 

Во время локдауна было желание взяться за что-то масштабное и литературное? 

Да, разумеется, я начал писать новую книгу. Но локдаун как источник свободного времени – это большое преувеличение. И многие пронаблюдали это на себе. Все увидели, что повседневных занятий у тебя не меньше, чем в мирное время. А что до меня – я на удалёнке уже последние девять лет. 

В общем, книгу я пока не дописал, хотя надеюсь это сделать в ближайшее время. Это такой жанр, который у нас в России ассоциируется с модным лет пять назад писателем Зебальдом. Когда лирический герой от уничтожения селёдки при рыбном промысле переходит к рассказу о геноциде в Конго, а сам при этом бредёт по берегу океана. То есть тема книги – память. Я немного помешан на всём советском. Может это меня и не красит, но иногда становится источником эксклюзивных знаний, никому не нужных. 

Возвращаясь к теме, что в журналистике "выживает сильнейший". Допустима ли сейчас конкуренция среди независимых медиа в современной России? 

По факту уже некому и не с чем конкурировать. Уже невозможно представить, чтобы "Медиазона" выпускала какой-то большой фичер в тот день, когда такой же большой у "Медузы" (по решению Минюста находится в списке СМИ-иноагентов). Сейчас независимые медиа – это не такое плотное варево, каким оно было ещё в нулевые годы, а пустой блокадный суп, где на поверхности плавают два кусочка жира. Извините, если эта формулировка покажется некорректной петербуржцам. 

Независимые медиа сегодня – это такая уже уходящая натура и в последние годы никаких законов рынка здесь нет. Любое такое медиа это уже не рыночная история, а общественный институт. 

Я, честно говоря, скептически отношусь к редакциям, собирающим донаты. Потому что в глубине души, будучи конспирологом, не верю, что если на сайте стоит плашка "присылайте нам деньги", то она не прикрывает какого-нибудь более серьёзного спонсора. Условного Зимина – единственный миллиардер, пожилой, который не скрывает, что помогал тому же Навальному. 

Игра в донаты – это уже другое поле. На нём ты уже не совсем медиа. Условно, есть десять тысяч жертвующих редакции читателей, которые примерно представляют, что хотят прочитать. Крайний пример такого рода журналистики – это журналист Аркадий Бабченко, который уже много лет живёт на донаты. И его я не заподозрю в том, что у него есть какой-то тайный спонсор. В его случае видно, как под воздействием проукраинской, антироссийской аудитории автор ломается. Он перестаёт быть независимым и подстраивается под ожидания читателей. 

Существование любого издания, политической организации и даже живого человека в сегодняшней России обусловлено только доброй волей власти. Если она захочет, чтобы тебя не было – тебя не будет. Редакцию разгонят, организацию признают иностранным агентом или экстремистской, либо, извините, тебя убьют. То, что меня, вас, ещё кого-то не убили – это с их стороны, буквально, проявление доброй воли. 

Косвенные признаки независимых медиа, которые вы перечислили, есть и у Republic. Он существует на деньги читателей, авторы тоже могут подстраиваться под мнение аудитории. Про вас так можно сказать? 

Давайте будем откровенны. Постоянные отношения с Republic начались у меня года четыре назад. Тогда я отказался от писания в другие места – а на пике моей активности, когда я, нигде не работая, писал в шесть изданий. Из этих гонораров складывалась сумма, на которую можно жить, даже в Лондоне. И Republic мне предложил ту же сумму – но чтобы я писал только им. Я согласился. И в какой-то момент я начал что-то подозревать. Понятно, я знаю Винокурова, основателя Republic, у нас добрые человеческие отношения. Но кто сказал, что мои гонорары в этом издании – это не тайная стипендия от, допустим, Дмитрия Медведева, человека, который ко мне проявил какое-то участие и он, видя как мне тяжело без работы, решил мне через Republic устроить мне такую жизнь. Понятно, что это паранойя, конспирология. Ну вот я ей с вами делюсь. 

У Republic всё же не донатная модель. Подписка на издание – это другое. Читатели платят, чтобы конкретно прочитать Кашина, Ивана Давыдова и других авторов. В моей точке А в этом издании, восемь лет назад, я был таким обычным плюс-минус глашатаем Болотной, представителем средневзвешенной либеральной аудитории. 

Потом были этапы большого пути - Крым, Донбасс, Навальный. И в точке, в которой нахожусь сейчас, я уже отличаюсь от того среднелиберального мейнстрима, который заходит в Republic и пишет в комментариях, что "Кашин – кремлёвская пропаганда". При этом, если говорить обо мне, моей точкой перелома было заигрывание с программой "60 минут" несколько лет назад. Там вначале я критиковал Олега Сенцова, что вызывало какие-то протесты. Потом вступил в открытый конфликт с Навальным – и так далее. И я замечаю, как на Republic теряю просмотры и денег делается меньше. И комментарии какие-то злые – вплоть до "а что этот человек здесь делает?". 

Возвращаясь к моей фразе, что существование всех – это просто добрая воля власти. Я понимаю, что и Republic можно прихлопнуть. Даже проще, чем "Медузу" (по решению Минюста находится в списке СМИ-иноагентов). Это всё-таки это такая большая редакция, корреспонденты, у которых это единственная работа. Republic с годами из большого издания с редакцией, корреспондентами из-за безденежья превратился, скорей, в платформу – да, не общедоступную, но не очень отличимую от каких-то блогерских площадок. Поэтому любя Republic, дорожа им, я не могу сказать, что работаю там или принадлежу к его команде. 

В вашем голосовании "Журналист года" на "Комсомольской правде" во второй раз победил Юрий Дудь. Человек, который запрыгивает в тренды с закрытыми глазами. А что вы сами смотрите на YouTube? 

Можно сказать, что у меня что-то похожее на модный сейчас невроз, который проявляется в нежелании говорить по телефону – особенно у зумеров: "Напиши мне в мессенджер, голосом не хочу". У меня такой же ступор, когда я вижу ссылку на Yotube. Это же будто как телевизор, надо целенаправленно садиться, смотреть, тратить час жизни. А я не хочу. Поэтому, в основном, я потребляю контент в виде роликов в Facebook, их почему-то психологически проще смотреть. Залипаешь, не отрываетесь. 

И поскольку я маниакально увлечён советской темой, то моей любимой страницей довольно давно стал "Гостелерадиофонд". Пересматриваю все программы, которые даже в детстве смотрел. Также проще смотреть видео в Telegram, где есть Mash, Baza и полицейские эпигоны. Там всё-таки нет цензуры. И мы с вами общаемся в день казанского шутинга. И то, что 20 лет назад про это событие я смотрел бы в течение дня смотрел бы в теленовостях, всю эту картину мне дают телеграм-каналы. Сегодня главная платформа, на которой я потребляю контент и сам высказываюсь, это телеграм. Эти каналы оказались самым адекватным своему времени пространством. Влияет, наверное, условное отсутствие цензуры – хотя она везде есть в той или иной мере. Telegram – это то, с чего я начинаю утро, заканчиваю день. А YouTube это, наверное, для тех у кого есть "ген" телесмотрения. 

 

Фото: Instagram / @yurydud

 

На приход Дудя в Telegram вы отреагировали как-нибудь? 

Я сейчас немного покраснею, потому что поделюсь историей с грехом гордыни. Увидел Дудя в Telegram и, обнаружив, что у него там стоит галочка, я этим заинтересовался. Узнал как получить галочку в приложении – и вскоре её получил. Это был короткий период возможностей, когда галочку давали одним кликом. Через месяц после меня у некоторых людей после меня уже не получалось получить галочку. В общем, спасибо Дудю. 

Последний вопрос про Дудя. Вы эссе-то про него напишете? 

Тут два момента. Во-первых, наш конкурс, который я любил, проходит восемь лет. И Дудь в нём уже побеждал, эссе про него я писал, добавить к этому мне, в общем, нечего. Сейчас я, конечно, мрачно отшучиваюсь, что "посадят его, тогда и напишу". Но риск его посадки, как мы видим, уже не минимален – появилась проверка по делу о пропаганде наркотиков. Уже с документалкой про Беслан было видно, что Дудь для тех людей, который в Кремле отвечают за пропаганду, реально головная боль. Человек, который абсолютно без поддержки Кириенко, Громова и прочих стал суперзвездой и может разговаривать в аудиторией, минуя все фильтры, которые есть в традиционных медиа. В общем, дай бог свободы Дудю и никакой тюрьмы! 

Ещё немного про конкурс. Когда он создавался, то я был средневзвешенным представителем тусовки, поэтому голосование вызывало интерес тех людей, которые были в списках. Они писали: "Голосуй за меня или моего коллегу". В последний год, после очередной потери аудитории и ударов по репутации, конкурс прошёл будто бы в абсолютном вакууме. Голосовала, условно, только моя традиционная аудитория. 

Может быть тут повлиял и переезд конкурса на площадку "Комсомольской правды", но приходят туда, видимо, другие люди. Не те, с которыми мы соприкасаемся в Facebook. И, наверное, отсутствие интереса тусовки к этому голосованию меня слегка огорчило. И внутри себя я понимаю, что это эссе про Дудя не нужно ни аудитории, ни Дудю, ни мне. Это как вынести ёлку – я должен был написать этот текст в начале года. Договорился с редактором "Комсомолки" о публикации, но ничего не написал. 

Когда на стримах вас спрашивали, как у вас получается регулярно писать колонки, вы отвечали – "я профессионал". Мы сами помним времена, когда колонки Олега Кашина обрушивали сервера сайтов – все бежали читать. Сейчас пэйвол ограничил доступ к вашим колонкам для широкой аудитории. Вы, как профессионал, какие чувства испытываете из-за того, что вас читает только ограниченный круг людей, своя "тусовочка"? 

Мне было приятно говорить, что проблема в пэйволе и в том, что люди не хотят платить. Но понятно, что причина в моём отстранении от прежней среды, что привело к потери части аудитории. Но отчасти я и приобрёл новую. 

Сейчас, когда я захожу в рубрику "Воспоминания" в Facebook, то вижу, что 5-7 лет назад комментарии под моими постами писали люди, которые уже давно меня не читают, да и я их не помню.

Если говорить про профессионализм. Знаете, в "Коммерсанте" была такая специальная должность – наставник молодых журналистов. Им был ныне покойный Александр Абрамович Кабаков, писатель, автор книги "Невозвращенец". Но меня он не учил, не буду примазываться. Он говорил, что в хорошей заметке должна быть одна мысль – их не должно быть много, но и ноля там быть не должно. И я, простите за неграмотное слово, "пиша" колонку я использую единственную мысль. Понятно, что колонка занимает семь тысяч знаков, а мысль можно уложить в два предложения. И научился выносить её отдельно – в тот же свой телеграм-канал и в Facebook. Так пэйвол и обходится. 

Есть ещё одна вещь, которой дорожу. Может это такой провинциальный дух у журналиста – желание иметь внешний источник легитимности, который не зависит ни от кремлёвской цензуры, ни от тусовочных демшизовых стариков. Я про публикации в западной прессе. Как раз я снова опубликовался в New York Times и показал, мол, "смотрите, у меня есть независимый аудит, который позволяет мне называть себя журналистом не только потому, что я когда-то работал корреспондентом в штате какой-то газеты". 

У вас осталось что-то из бытовых навыков после морских рейдов, которые позволяют сказать что-то вроде "вот, были времена" и "руки ещё помнят"? 

Этот вопрос опять возвращает нас к теме журналистики. Вот я знаю людей с комплексом белого листа, у которых не пишется. Я же себе ни раз говорил, что у меня нет опции "не могу, не буду". Потому что у меня есть опыт жизни под руководством людей, отдающих приказы. Поэтому если надо написать сегодня, ты просто садишься и пишешь. Поэтому опция вдохновения не имеет значения. Да, текст может быть лучше или хуже, но не более того. 

 

Фото: Facebook / Олег Кашин

 

А что до рук, то я был плохим моряком. Как всё было устроено, когда я учился. Ты получаешь высшее образование в этой области по советским или российским правилам. Этот диплом, возможно, даст тебе возможность преподавать навигацию, но право работать получаешь на основе другого диплома. И такой я держал в руках – это был диплом моего отца. Он его привёз домой после очередного перевыпуска в ноябре 1991 года. Там было солидно написано: "Правительство Советского Союза удостоверяет, что господин Кашин является таким-то механиком". Но поскольку это был ноябрь 1991 года, то папа спрашивал меня – а где правительство Советского Союза? А я отвечал – в тюрьме "Матросская Тишина". И мы оба хохотали. 

К чему я это рассказываю. Учась на пятом курсе, уже работая в газете, я сообщил своему деканату, что не планирую быть моряком и не буду получать этот рабочий диплом международного образца. Поэтому моя защита диплома, можно сказать, была упрощена – преподаватели относились ко мне как к человеку, который пойдёт работать в газету и не утопит никакой "Титаник". Поэтому может и навыков у меня нет. 

Вы написали книжку "Действовавшие лица" про номенклатурщиков советского периода. Насколько изучение опыта тех людей полезно для современной России? Можно ли проводить параллели между нынешней номенклатурой и той? 

Наверное, этот цикл про советских бюрократов, который я вёл два года – лучшее, что я сделал. Объясню почему. 

Книга выдержала два издания – непосредственно "Действовавшие лица", а вторая в более массовом издательстве – "Развал. Действовавшие лица свидетельствуют". Это была расширенная версия. И там в оглавлении я ставил галочки напротив фамилий уже умерших героев книги. Сейчас, кажется, умерли почти все. То есть в конце нулевых я успел застать каких-то престарелых членов Политбюро, деятелей культуры и ельцинских министров первых лет. Это действительно интересный опыт. Наверное, если бы не моя увлечённость советской историей, мне бы приходилось серьёзно готовиться к разговорам с этими людьми – читать кучу мемуаров. Но я прочитал её в детстве и юности. Поэтому, встречаясь с тем или иным человеком, я мог без подготовки сказать: "а помните, на втором курсе в Литинституте вы назвали фашистом своего сокурсника?". После такого люди начинали нормально разговаривать. Такое сочетание хобби и работы дало такой хороший продукт. 

Во второй реинкарнации журнала "Русская жизнь" я пытался в том же формате общаться с мэрами российских городов и с известными и неизвестными священниками. Но такой большой подготовки, как по советским деятелям, по этой теме у меня не было, тексты получались гораздо более плоские и скучные. В "лицах" же был объём, я не позволял собеседникам водить меня за нос, пользуясь тем, что они старше или что я чего-то не знаю.

Главное моё достижение в этой книге – члена Политбюро и премьера РСФСР андроповско-черненковских времён Виталия Ивановича Воротникова я довёл вопросами про РСФСР того времени, он в меня бросил свою книгу. То есть человек, знавший гнев Брежнева и Горбачёва, не выдержал и бросил в тебя книгой в возрасте ста лет. Это значит, что ты выбрал правильное, а не комплиментарное, направление беседы. Приятный опыт, дай Бог ещё что-нибудь такое написать. Может и про путинских чиновников. Про них велик соблазн ответить, что они богаче и после отставки растворяются на своих виноградниках в Тоскане. Но я в это не верю.

Куда деваются стандартные российские чиновники? А чёрт его знает. Путешествуют по должностям? Это спецпредставитель президента по природе и прочее. Они остаются заложниками системы – и без неё значат гораздо меньше. Тот же бывший глава РЖД Владимир Якунин с его шубохранилищем, над которым все смеялись. Про него ведь тоже писали, что у его сына бизнес – сеть отелей при вокзалах. И, мол, уйдёт Якунин и поста – деньги всё равно останутся у его семьи. Ушёл на пенсию, теперь возит Благодатный огонь. Да, сын руководит какими-то отелями, но бизнес явно не олигархический. А РЖД-шными делами уже руководят какие-то другие люди – из другой семьи. 

Я легко представляю себе нынешних путинских хозяев жизни (вплоть до Сечина) которые, прожив ещё 20 лет после отставки и потеряв деньги, будут отставниками в вытянутых трениках в Тоскане или в Сочи. Скорее, в Сочи или Крыму – потому что с Западом сложные отношения. 

Моё главное впечатление – каждый из этих несчастных пенсионеров, с которыми я общался, когда-то был на гребне волны, когда-то одного движения его брови хватало, чтобы уничтожить человека. И не в фигуральном смысле. Я общался с секретарём Ленинградского обкома Романовым, который из-за личного конфликта поспособствовал посадке певца Сергея Захарова. Так говорят, но сам он это отрицает. Сломал человеку жизнь. А потом сам стал сломанным, забытым всеми пенсионером. 

Также я смотрю на журналистов, которые гремели когда-то. Но куда они деваются? Они умирают или живы, но забыты. И естественно, ты примеряешь это на себя, думаешь – а каким буду я в 50, в 60? Тот жанр, в котором я работаю, в 90-е годы в нём работал корифей Максим Соколов. Он и сейчас есть в Facebook, на него можно посмотреть. Но я понимаю, что это такой голос Зазеркалья, в котором не хочется оказаться. Как избежать пути туда – непонятно. Эта загадка, над которой я постоянно думаю. 

И ещё впечатление от звёзд журналистики 90-х, которые сейчас мелькают в соцсетях. Мне кажется, они не понимают, что их блеск давно прошёл, утрачены навыки и таланты. Я хочу этого избежать. Извечный вопрос – как?  

Весной секретарь генерального совета "Единой России" Андрей Турчак в интервью "Фонтанке" заявил, что Олег Кашин, мягко говоря, преувеличивает свою роль в истории. Как бы вы оценили роль Турчака в истории? 

Тут ничего не изменилось. В интервью он почему-то называет меня "Олег". Думаю, ему пиарщики подсказали называть меня так – будто этой какой-то мой старый друг. Но мы никогда не были знакомы. 

Но вот с кем вы завели разговор о Турчаке? Со мной. Почему? Потому что он ни у кого не вызывает других ассоциаций помимо покушения на меня. И, думаю, в этом вопросе вряд ли что-то изменится.

Материал подготовили Федор Быков (Piter.tv) и Матвей Николаев ("Новая новгородская газета")